Интервью генерального консула Франции в Санкт-Петербурге Мишеля Обри. «Для христианина важно именно настоящее время»

 

Источник: http://aquaviva.ru

Завершился срок пребывания Мишеля Обри на посту генерального консула Франции в Санкт-Петербурге. За неполные четыре года господин Обри многим запомнился не только как дипломат, но в большей степени как брат во Христе. Особенно прихожанам храма Феодоровской иконы Божией Матери, где господин консул пел в хоре за Литургиями и Всенощными. Воспитанный в католической вере, еще в студенческие годы начал интересоваться Россией и православием. В 1993-1996 годах он работал советником по прессе в посольстве Франции в Москве, а десять лет спустя был назначен генеральным консулом Франции в Северной столице России. 

В преддверии главного французского праздника — Дня взятия Бастилии — корреспондент «Воды живой» Ирина Левина побеседовал с Мишелем Обри.

— Мишель, как Вам кажется, какой российский праздник можно назвать аналогом Дня взятия Бастилии?

— Девятое мая. Как я вижу, для России это самый важный праздник, который объединяет людей. Для нас 14 июля — очень легкий праздник, по сравнению с 9 мая для вас. 14 июля 1790 года, через год после кровавого дня взятия Бастилии состоялся праздник федераций, было большое торжество на Марсовом поле. Собралось множество людей, присутствовал даже король Людовик XVI, и это был праздник единства и примирения. А в 1880 году было принято решение сделать 14 июля национальным праздником. И сегодня это день единства французов вокруг ценностей свободы, равенства и братства. Это легкий радостный праздник, он ассоциируется с музыкой, балами, торжествами на улицах. Утром проходит официальная часть с военными парадами на Елисеевских полях, но это воспринимается больше как спектакль, выражение национальной гордости, а не военное событие. По вечерам во всех французских городах и деревнях устраивают балы, на улицах играет музыка, люди радуются и празднуют вместе.

— Какие российские праздники Вы будете отмечать, уехав из России?

— Это будет зависеть от того, где я буду находиться. Русская Пасха — наверно, единственный праздник, который я отмечал еще до того, как приехал в Россию, и буду продолжать отмечать. День Победы мы, в Европе, отмечаем 8 мая, остальные российские праздники, скорее всего, забудутся.

— Наверняка, за семь лет в России Вы сумели хорошо изучить русский характер. В чем его особенности?

— Вы умеете делать праздник. Русские люди лучше нас умеют радоваться, более эмоциональны, поют, шутят. Нам, французам, особенно близко русское чувство юмора. Я не люблю, когда люди слишком напиваются, но когда слегка, это бывает симпатично. У нас во Франции нет традиции произнесения тостов во время всего обеда или ужина, и тамады на торжествах не бывает. Мне нравится этот обычай, так что во Франции я иногда говорю тосты, ссылаясь на то, что это российская традиция.

Если говорить о русском характере, то я замечаю контраст в настроениях людей между моментами, когда они веселые и мрачные, потому что жизнь все еще остается трудной. Петербургский климат непростой, мне кажется, во многом из-за этого люди на улицах бывают такие хмурые.

Есть некоторые особенности России, которые мне не нравятся. Например, когда в магазинах и учреждениях грубо отвечают, но это меня не удивляет, потому что я уже много лет здесь. Я понимаю, что это наследие советского прошлого, все меняется постепенно, и я принимаю это с терпением. Но я знаю французов, которые были удивлены таким обращением.

— Мишель, а кем вы хотели быть в детстве?

— Сначала я, как многие мальчишки, хотел быть пожарником, водителем больших грузовиков. Но когда стал подростком, подумал о работе за рубежом. Хотел не только путешествовать по другим странам, а именно жить — узнавать другую культуру, знакомиться с людьми. Чтобы понять страну, надо прожить в ней как минимум год. Мне нравится получать новый опыт, проводя по несколько лет в разных странах.

— Когда у Вас появился интерес к России?

— В 15 лет родители подарили мне на день рождения учебник русского языка. Они уже тогда понимали, что я интересуюсь Россией. И я начал сам изучать русский, а потом учил его в институте. Откуда возник этот интерес? У меня в семье не было ничего, связанного с Россией. Наверно, через литературу. Я прочитал «Преступление и наказание» Федора Достоевского примерно лет в 15. Роман произвел на меня сильное впечатление. Может быть, этот интерес возник и через музыку: я слушал диски русской народной и духовной музыки, и мне понравился язык, я стал смотреть книги с фотографиями из России. Эта страна стала для меня очень привлекательной, но мне не сразу удалось приехать сюда.

В 1971 году, когда я был студентом, мы с друзьями предприняли попытку поехать в Советский Союз. Планировали останавливаться в кемпингах, послали заявку в «Интурист». Нам ответили, что все кемпинги заняты… В 1983 году я приехал на пять дней в Москву по приглашению коллеги, который там работал. Это было мое первое знакомство с Советской Россией.

— Заканчивается срок Вашей работы в Санкт-Петербурге. Что Вы увезете с собой из России?

— Я увезу в своем сердце опыт православия, особенно богатство, полученное через Литургию, для меня это самое важное. Я постарался посчитать: я был как минимум на 150 Литургиях! И это не считая всенощных. Папа Иоанн Павел II говорил, что христианство должно дышать двумя легкими — восточным и западным. У меня в Санкт-Петербурге была возможность понять это изречение на практике.

Еще я стал намного богаче друзьями, у меня появилось много знакомых в России. Я не могу сказать, что я стал русским, но за семь лет в России я впитал в себя русский язык настолько, что в определенных ситуациях мне в голову приходит русское слово или выражение. Например, когда кто-то делает что-то хорошо, я говорю: «Молодец!». У нас нет такого слова, его сложно перевести.

— Как произошло Ваше первое соприкосновение с православием?

— Когда я учился в католической школе, у нас был священник, который организовывал поездки в разные монастыри, где служат по восточному обряду. И однажды в такой поездке один монах упомянул, что в Бельгии есть бенедиктинский монастырь Шевтонь, где служат по восточному обряду. Поскольку я интересовался Россией, то мне очень захотелось туда поехать. И мое знакомство с православной Литургией началось там, это было 40 лет назад. Еще вместе с группой студентов, мы организовывали поездки за «железный занавес» — в Польшу, Югославию, Болгарию, Румынию, чтобы знакомиться с жизнью христиан в трудных условиях, в том числе православных христиан. И потом у меня был трехлетний опыт жизни в Болгарии в начале1980-х годов, время было тяжелое, отношения между Западом и Востоком были натянуты. И все же я обратился к священнику большого собора в центре Софии и спросил, можно ли мне петь в хоре. Он разрешил, и я пел в мужском хоре по вечерам в субботу. Месяц спустя в конце всенощного бдения регент мне сказал, что, к сожалению, за вами следят, и они сказали, что вы больше не должны здесь петь. Тогда следили за всеми дипломатами. В то время мне было трудно принять тот факт, что я не могу петь в православном храме. 

Когда я работал три года в Москве, то мы жили там вместе с детьми, по воскресеньям ездили на мессу, мне удавалось лишь иногда бывать на Литургии. А в Санкт-Петербурге у меня появилась возможность часто бывать на православных службах, потому что наши взрослые дети остались во Франции, вместе со мной и женой приехал только наш младший сын Христо. Пойти в храм новомученников и исповедников Российских мне подсказали в Шевтонском монастыре, и это оказался очень хороший совет!

— Как в Вас совмещаются две традиции, восточная и западная? Бывают ли противоречия?

— Противоречий нет. Есть вещи, которые мне трудно воспринимать и здесь, и во Франции. Что касается Литургии: в нашей традиции мне иногда недостает красоты, когда мессы служатся слишком быстро, мне трудно. Иногда во время православных служб я сталкивался с тем, что священник читает апостол так, что почти ничего не слышно. Мне кажется, что это неправильно. Думаю, что нам после Второго Ватиканского собора и литургической реформы нужно поставить сейчас на первое место достойный способ совершения мессы, а вам обратить внимание на то, чтобы прихожане больше принимали участие в Литургии.

Однажды у меня спросили: «Вы никогда не думали сделать шаг и стать православным?» Я ответил: «Нет, потому что я не вижу причины, по которой мне следует так поступить». Я хорошо чувствую себя в католической Церкви. Есть богословские разногласия между Церквами, но вопрос о филиокве не мешает каждый день быть христианином. Различия, которые существуют, на мой взгляд, больше культурные и политические. В католичестве есть то, что я больше, и что меньше люблю, но то же самое было бы, если бы я стал православным.

Наоборот, я очень рад, оставаясь католиком, иметь возможность молитвенного общения. Я надеюсь, что однажды будет единство между Церквами, но каждая сохранит свою историю, традиции. Конечно, это очень сложный вопрос, Церковь — это и духовная, и земная реальность, никуда не уйти от вопросов власти, исторической памяти. Но все-таки делаются шаги к сближению, сегодня у многих есть понимание, что разделение Церквей противоречит тому, что задумал Господь.

В вопросе отношений между Церквами неизвестно, что и когда будет, но каждый уже сейчас может делать то, что он может ради единства. Единство начинается с жизни внутри прихода. Я пожелал прихожанам храма новомученников (Феодоровского собора) сохранять единство и доброжелательность в общине, особенно после того, как собор будет восстановлен. Основатель католической общины «Эммануэль» Пьер Гурса всегда говорил, что никогда нельзя допускать критики внутри общины. Он знал, когда внутри общины братья и сестры начинают критиковать друг друга, это часто приводит к трениям и разделениям. Дело единства начинается внутри собственной общины, а потом оно становится возможно и дальше вплоть до отношений между Церквами.

— Меня удивляет в Вас внимательность к людям и то, как Вы умеете находить на все время. Как вам это удается?

— Важно обращать внимание на то, что делаешь в настоящий момент. Я не люблю, это меня даже раздражает, когда на приеме ты встречаешь человека, здороваешься с ним за руку, а он не видит тебя, уже готов бежать к следующему! Такое встречается даже на мессе в момент, когда мы даем друг другу в знак мира (аналог вашего «Христос посреди нас»), и есть люди, которые протягивают тебе руку, говорят «Мир Христов», но они даже не смотрят на тебя! Хочется сказать: посмотрите на меня хоть две секунды!

Я стараюсь быть в настоящем моменте, не в прошлом и не в будущем. Для христианина важно именно настоящее время это опыт духовной жизни многих христиан. В какой-то момент это становится привычкой находить время и сосредотачиваться на том, что ты делаешь сейчас. У меня так не всегда получается, но я стараюсь.

— Мне всегда казалось, что дипломат, человек, занимающий высокий пост, далек от «простых» людей и важен…

— Вам кажется, что консул это очень высокий пост. Конечно, я официальный представитель Франции здесь, мои дипломатические функции важны, но это не самое главное в моей жизни. Иногда это бывает смешно, когда мне приходится быстро менять обстановку. Например, после встречи общины «Вера и Свет» (объединяет семьи с детьми, имеющими особенности интеллектуального развития), на которой мы пели, танцевали вместе с детьми, мне надо было ехать на официальный прием. Такая смена ситуаций забавна, но важно уметь переключаться, если ты слишком часто будешь думать: «Я генеральный консул Франции!», это будет мешать простому общению с другими людьми. Вообще это абсурдное отношение к своей должности, ведь пройдет несколько лет, и ты уже не консул.

— У Вас необычная семья и по французским, и по русским меркам: пятеро детей, один из сыновей монах, младший сын усыновлен.

— Скорее по русским меркам. У нас во Франции многодетных семей больше, чем здесь. Конечно, в обществе таких семей меньшинство, но среди моих родственников и друзей я вижу много многодетных семей. Что касается усыновления, то в нашем окружении есть семьи, усыновившие детей, в том числе с особенностями развития (например, с синдромом Дауна, как наш Христо).

— Христо знает, что усыновлен из России?

— Иногда мы ему рассказываем об этом, показываем фотографию детского дома, в котором он жил в Москве. Трудно сказать, что он понимает в этой связи. Он понимает многое, но в этом вопросе… Он сам никогда об этом не спрашивал. По-моему, для него это не важно. Мне кажется, что этот вопрос труднее для «обычных» детей. Но для Христо понятия страны, государства, национальности — не важно.

— Что общего в современных христианских реалиях наших стран?

— Христиане составляют меньшинство в обществе это верно и для России, и для Запада. Но, в конце концов, такое положение не в первый раз, когда христиане живут в странах, где поддерживаются совсем не христианские ценности.

Конечно, нельзя жить в гетто — не в этом призвание христианина. Воевать против общества — это тоже не христианское дело. Но когда важные ценности в опасности, надо суметь защитить их, сделать все возможное, чтобы отстоять то, во что мы верим. Важно самим жить по-христиански. Это не всегда легко, особенно для молодых людей, учащихся в университете. Но где в Евангелии сказано, что нам будет легко? Но в то же время я вижу, что во Франции (в России любят говорить, что на Западе все церкви опустели) есть живые христианские католические общины, приходы, есть молодые люди, которые приходят в Церковь. Есть молодежь, которая специально выбирает жить в бедных районах больших городов, чтобы там быть свидетелями о Боге. Людей, посещающих каждую неделю храм, я думаю, около пяти процентов. Хорошо бы, конечно, чтобы было побольше…

Когда я был ребенком, больше людей ходили на воскресные мессы. Я помню, что в этом был велик элемент социального обряда. Сегодня это совсем не так, большинство тех, кто ходит в Церковь, делают это не по традиции. Мне кажется это удивительным, что несмотря ни на что каждую неделю так много людей приходят в храм, занимаются катехизацией, регулярно отдают свое время какому-то делу. Вера не мертва, но ей приходится противостоять вызовам общества.

— Мишель, расскажите о Вашем сыне Ксавье. Вас удивил его жизненный выбор?

— Наш четвертый ребенок решил стать монахом, это было и неожиданно, и ожидаемо. Неожиданно, потому что, когда он нам сказал о своем желании, ему было только 17 лет, ему оставалось еще год учиться в гимназии. Он сказал, что в следующем году хочет пожить на юге Франции вместе с общиной братьев святого Иоанна. Это место, где юноши живут вместе с братьями, чтобы размышлять, есть ли у них призвание к монашеской жизни, к священству. Нас с женой эта новость сначала шокировала…

Ксавье — очень общительный и веселый мальчик, у него было много друзей в школе. И он сам решил покинуть все это? Но по сути дела это нас не слишком удивило, потому что мы с женой видели, что он имел склонность к духовному призванию, принимал участие в христианских лагерях, переписывался с семинаристами и священниками. Нас удивил тот факт, что он такой молодой, и так смело принял это решение. Он прожил два года в общине, и потом решил вступить в нее. Он уже дал временные монашеские обеты и через два года принесет окончательные.

Конечно, есть недостаток священников во Франции, но все таки есть молодые люди, которые принимают решение стать священниками, несмотря на доминирующее общественное мнение, которое против такого образа жизни. Раньше у нас, наверно, и у вас, было такое — монахами и монахинями становились люди из бедных семей, чтобы повысить социальный статус. Сейчас это не так. Чтобы стать священником сегодня, надо действительно почувствовать, что это твое призвание.

— Что Вас больше всего радует в жизни?

— Общение с людьми и музыка. Я немного играю на фортепиано, люблю слушать музыку и петь. Когда я пою в православном хоре, для меня это и молитва, и большая радость.