Люди собираются на Божественную литургию для преодоления экзистенциального одиночества. Не просто человеческого одиночества, которое уходит при общении с единомышленниками, а одиночества глубинного, одиночества потерянного в этом мире человека, которое может быть заполнено только Богом. Форма Литургии за прошедшие два тысячелетия неоднократно менялась, порой весьма неожиданно и радикально. Но суть всегда остается прежней. Об этом на лекции портала «Предание.ру», прошедшей в Феодоровском соборе, рассказал игумен Силуан (Туманов), председатель Издательского совета Санкт-Петербургской епархии.
ДВОЙНОЕ ОДИНОЧЕСТВО
Самые проникновенные слова в истории письменной культуры посвящены проблеме двойного одиночества: одиночеству среди людей и одиночеству человека, потерявшего Бога. К преодолению этого разрыва обращено всё многообразие духовных устремлений человека. Но если не каждый может решить проблему человеческого одиночества, то еще сложнее решить проблему разрыва человека с Богом. Легко принять за Бога то, что Им не является. Легко обожествить то, что далеко от мира Божественного, — как пел один советский бард: «И муравей создал себе богиню по образу и духу своему». Именно поэтому так важна религиозная интуиция, которая позволяет понять, что же, собственно, приводит к Богу, а что — нет.Человек издревле тянулся к Богу вслепую, движимый каким-то смутным чувством сродни воспоминанию. Он чувствует, что когда-то был в общении с Ним. И это чувство определяет всю трагедию человеческой религиозности. Трагедию — потому что формы религиозности, какими мы их видим до эпохи Божественного откровения, могли принимать самый шокирующий вид. Например, идея жертвы, приобщения Богу через вкушение от плоти и крови жертвенного животного.
Надо понять, что это не просто какая-то дикость древних, а ощущение глубинной связи жизни человека и Бога, проходящей по самому существенному — по телу и крови. Люди чувствовали, что как-то надо быть причастным к жизни Бога, чтобы наполнить смыслом свою жизнь. Когда же Бог вошел в поток человеческой истории и явил Себя людям, кровавая жертва была заменена бескровной. Господь предлагает Себя людям для вкушения, Он прямо говорит: «Вот, это Тело Мое, вот, это Кровь Моя», но при этом предлагает собравшимся хлеб и вино. Символизм вина как крови тоже очень древний. Хлеб — это символ всего человечества, его технического и культурного прогресса. Приготовление хлеба требует многообразия профессий и призваний. И таким образом используемый в богослужении хлеб становится символом преодоления как межчеловеческого одиночества, потому что соединяет всех людей в единое целое, так и преодоления разрыва человека с Богом.
ФИЛОСОФИЯ «ОБЩЕГО ДЕЛА»
Слово «литургия», как известно, означает «общее дело» или «общественные работы». Это была общественная повинность в Афинах и других полисах, обязательная для всех состоятельных граждан. Литургия — дело, которое каждый должен был выполнять для участия в жизни своего города. Из всего многообразия литургий надо особо вспомнить про две: хореги́я — от греческого «хорус» (хор) и «эргон» (работа) — деятельность, направленная на организацию музыкальных и хоровых предприятий. И эсти́асис — угощение общины лицом, выбранным из её среды. Именно эти функции, перешедшие в быт молодой христианской Церкви, и определили название главного христианского богослужения и богослужения вообще: общее собрание ради Трапезы с восхвалением Господа.
Принимая христианство, носители древнегреческой и древнеримской культуры воспринимали свое участие в молитвенных собраниях именно как общее дело и как общее служение. Все участвовали в устройстве ужина, соединенного с причащением, который назывался «агапа» (от греческого «агапэ» — любовь) и был посвящен взаимной любви христиан, то есть их равноправному участию в трапезе и в устройстве шествий и пения в храмах.
В Средние века было обычным считать ту или иную часть Литургии воспоминанием того или иного эпизода из жизни Христа. Но если мы внимательно посмотрим тексты самой Литургии, то увидим, что единственное историческое событие, которое полноценно вспоминается, — это Тайная Вечеря. Долгое время, до IV века, Литургия так и совершалась: во время ужина священнослужитель разделял хлеб и вино среди собравшихся, вспоминая о Тайной Вечере и истории спасения Богом человека. Центральная часть Литургии, которая посвящена воспоминанию Тайной Вечери, называется «анафора». Молитва анафоры, а она подчеркнуто поэтична, состоит из ряда красивых стилистических повторений. Само слово «анафора» означает «восхождение» — восхождение человека к Богу.
Христианин приносит жертву Богу, выделяя что-то из необходимого для себя (а хлеб и вино являются символами основы жизни), и таким образом вверяет свою жизнь Богу, и получает уже от Бога этот дар жизни освященным, в виде Святого Причащения. Именно поэтому Таинство Причащения играет такую важную роль в жизни христианина. И очень радостно, что мы сейчас живем в период литургического возрождения, которое во многом стало возможным благодаря деятельности нашего святого — праведного Иоанна Кронштадтского, который сам часто совершал Литургию и призывал верующих как можно чаще причащаться.
О СУТИ АНАФОРЫ
Состав Литургии, как правило, одинаков всегда и везде. Когда мы говорим о Литургии, то в первую очередь имеем в виду её центр — анафору. В состав анафоры входит вступительный диалог предстоятеля и народа, то есть того, кто совершает Литургию, и тех, кто на ней молится. В подавляющем большинстве вариантов анафора начинается отрывком из Послания апостола Павла «Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любовь Бога Отца и причастие (то есть общение) Святого Духа да будет со всеми вами» (2 Кор. 13, 13). На эти слова, произносимые предстоятелем на Литургии верных, хор отвечает: «И со духом твоим». Безусловно, отвечать здесь было бы естественнее не хору, а всем собравшимся в храме.
Отметим, что обычай, который в последнее время появился в храмах, — читать молитву «Достойно и праведно…» вслух — очень разумный, потому что эта молитва является общей. Конечно, если сейчас мы скажем хору: давайте вместокрасивой «Милости мира» будем просто отвечать все вместе, — мы получим маленькую революцию. Но мне кажется, что Церковь постепенно будет к этому идти. Потому что поиск смысла приводит к тому, что народ начинает осознавать, что он сослужит священнику. Это совершенно четко указано в литургических текстах. И если народ сослужит, то у него должна быть какая-то форма участия в богослужении. Я знаю приходы, где после освящения Святых Даров весь народ произносит «аминь». «И сотвори убо хлеб сей — честное Тело Христа Твоего» — все говорят: «Аминь». «А еже в чаше сей — честную Кровь Христа Твоего» — «Аминь». «Преложив Духом Твоим Святым» — «Аминь, аминь, аминь». Это прекрасная традиция, которая соединяет всех молящихся в храме в единое целое.
Как вы помните, апостол Пётр говорил, что весь народ Божий — это царственное священство (1 Пет. 2, 9). Это не значит, что мы все должны надеть фелони и толпиться перед Престолом в недоумении, что нам делать дальше. Мы из Священного Писания видим, что с первых лет существования Церкви апостолы выбирали апостола вместо отпавшего Иуды Искариота, рукополагали диаконов, затем старейшин, «пресвитеров» в христианских общинах. То есть выделение одного члена общины из общей среды для совершения богослужения — это не выдумка, как иной раз нас упрекают протестантские критики, и не веяние последних времен. Со времен апостольских специальные члены общины получали особое служение, одновременно и административное, и харизматическое. До сегодняшнего дня у нас всё так и происходит. Священнослужители не являются более святыми или более безгрешными, у них особые полномочия — от имени всей общины возглавлять богослужение. Но и вся община тоже участвует в совершении Литургии. Об этом очень важно помнить.
Отметим, что в этой важнейшей части анафоры — в молитве о ниспослании Святого Духа на Церковь и на предложенный хлеб и вино, с тем, чтобы они стали Телом и Кровью Христовыми, — всё время подчеркивается, — и это не игра слов, а глубинное ощущение Церкви, — что Тело Христово — это одновременно и сам хлеб, который предлагается в жертву Богу и возвращается нам уже не просто как хлеб, а как Тело, и мы сами, собравшиеся все вместе, тоже как Тело Христово. Поэтому в этой части Литургии молятся и о патриархе, и о правящем архиерее, и о всех священниках, и о всех членах прихода. Тем самым подчеркивается, что Причастие — это не какая-то чудодейственная таблетка для исцеления и удачи в жизни, а соединение всех в единое Тело Христово, мистическое, таинственное, происходящее до сего дня.
ЕСТЬ И ПИТЬ НЕ ВО ОСУЖДЕНИЕ
Очень часто можно слышать рассуждения о том, что надо бы проверить наши книги по оригиналам: не затесались ли в современные Литургии какие-то опечатки или ошибки со времен апостольских. И для многих людей бывает абсолютным удивлением узнать, что самое старое собрание Литургий, более-менее полное (из тех, которые мы сейчас совершаем) — не ранее VIII века. И содержит оно ряд молитв, более или менее похожих на наш чин Литургии.
Из этого ученые делают вывод, что изначально Литургия была совершаема в произвольной форме, то есть никакого жестко соблюдаемого чинопоследования не существовало. Христиане собирались тогда, когда могли, в помещении, в котором могли (будь то чье-то жилище, будь то катакомбы или какие-то уединенные места, чтобы не быть соблазном для язычников), — и там совершали ужин. Каждый приносил что мог, и всё вместе это клалось на стол. Во время ужина поднималась Чаша, разделялся хлеб и воспоминались слова Христа по Его заповеди — так, во время ужина, христиане причащались.
Царство Небесное архимандриту Ианнуарию (Ивлиеву) — именно он обратил внимание на серьезный момент, связанный с «недостойным причащением». У нас сейчас недостойным считается причащение, перед которым мы не вычиталитри канона, два акафиста, не попостились три дня и так далее. А во времена апостола Павла просто не было никаких канонов и акафистов, и, естественно, апостол Павел имел в виду нечто другое, когда говорил: «Ибо, кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем. Оттого многие из вас немощны и больны и немало умирает» (1 Кор. 11, 29–30). Почему? А потому, что коринфяне, не поняв толком, что же значит быть христианином, приходили на агапу со своей едой и не делились друг с другом. Одни пришли с богатой едой и сами её едят на глазах у бедняка, который пьет воду и ест корочку хлеба, не имея возможности принести что-то другое. И вот апостол прямопредупреждает: вы не понимаете, какого вы духа, и вы будете болеть из-за того, что не видите нужд своего ближнего. Снова акцент на то, что все христиане вместе собираются в единую Церковь, единое Тело, с едиными нуждами. Где каждый должен друг друга поддерживать, друг другу помогать, начиная с момента Вечери Господней.
Воздух, матерчатая плата для покрытия сосудов Евхаристии. На ней символически изображается Причастие Апостолов. Византия. Конец XIII века
ПЕРЕЛОМНЫЙ МОМЕНТ
Самое раннее описание анафоры, более-менее подробное, принадлежит мученику Иустину Философу, скончавшемуся в 166 году, который в Первой апологии называет анафору «благодарением через молитву слова, которая от Него» (то есть от Бога), цитирует новозаветные повествования, упоминает возглашение народом «аминь» в конце анафоры (а мы подчас даже не знаем, насколько важно это финальное окончательное «аминь», насколько было бы естественным, чтобы весь храм его произносил).
Надо отметить, что уже к IV веку, в принципе, во всех крупных центрах христианства сформировались свои Литургии, свои анафоры. Они отличались друг от друга, подчас довольно сильно. Как правило, они назывались по имени апостола, который, как считалось, основал ту или иную Церковь. Появляется Литургия апостола Иакова в Иерусалиме, Литургия апостола Марка в Александрии, в Египте и т. д.
В IV веке произошло много событий, которые довольно сильно изменили богослужение. Связано это в первую очередь с легализацией христианства, со значительным и внезапным увеличением членов христианской общины. Поневоле богослужение стало приобретать не только мистический и таинственный характер, но и педагогический. Представьте себе, внезапно в христианство переходят 10 000 человек. Просто невозможно горстке священников со всеми провести полноценные беседы, а ведь надо как-то всем рассказать об истинах веры. Голос священника не всегда громок, а в IV веке христианам передавались гигантские базилики. И Христова Церковь вставляет тексты катехизического характера в песнопения хора. Начиная с этого времени появляется насыщенная смыслом гимнография, появляется разнообразие в молитвах, которое в поэтической форме раскрывает христианскую догматику. В написании текстов участвовали как известные священнослужители, так и миряне, в первую очередь императоры, которые ощущали себя защитниками веры. Например, написанный императором Юстинианом в VI веке гимн — «Единородный Сыне и Слове Божий» — до сих пор исполняется в храмах.
ЦЕНТР ДИКТУЕТ СВОЮ ВОЛЮ
Существуют так называемые литургические семьи — ряд групп обрядов, присущих той или иной области. Каждая из этих традиций имеет свой порядок Литургии, свой порядок Таинств, свой порядок служб суточного круга, свою систему праздников (то есть свой календарь), свой лекционарий (то есть свою последовательность текстов Священного Писания, которые читаются за богослужением). Опыт каждой общины уникальный.
Сейчас мы плохо понимаем вообще суть общиной жизни, и даже само богослужение воспринимается, простите за такое выражение, как разновидность «священного спектакля». Люди просто приходят посмотреть и послушать. Становятся в храмовом пространстве, а где-то там впереди что-то совершает священник, что-то поет хор, в определенный момент нужно подойти к исповеди, к причащению… И народ развлекается тем, что ставит свечки и молится своими словами. Первоначально, конечно, всё было совершенно по-другому, потому что общину составляли люди, хорошо знающие, зачем они пришли в храм, что они собираются здесь делать, и с очень серьезным чувством самодисциплины. И молитвенный опыт каждой древней общины, естественно, уникален, он заложил смысловое ядро для подавляющего большинства Литургий, которые дошли до наших дней.
В числе тех людей, которые кристаллизовали опыт той или иной общины (то есть не выдумали свои тексты, а отточили традицию, которая уже была до них), мы можем назвать святых Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Двоеслова, Афанасия Великого, святителя Амвросия Медиоланского, святителя Германа Парижского, о существовании которого многие даже не знают, святителя Исидора Севильского, о существовании которого еще меньше людей знает, и других святых.
Мы знаем об огромном разнообразии богослужений, Литургий, и тут может возникнуть вопрос: куда всё пропало? В современной практике Русской Православной Церкви, например, совершается только три Литургии: Иоанна Златоуста,Василия Великого и Литургия Преждеосвященных Даров, которая приписывается святому Григорию Двоеслову.
Ответ простой: начиная со второго тысячелетия происходит вполне предсказуемый процесс: крупные столичные центры свою практику богослужения навязывают провинции. И Константинополь, и Рим последовательно подавляли проявление поместных религиозных традиций, их развитие. Поэтому из всего множества обрядов до нашего времени дошли очень немногие. Это не значит, что они были отвергнуты Церковью, что были запрещены, не значит, что они неполноценны. Это значит лишь одно: политическая воля столицы диктовалась провинции. И радостно, что эта тенденция сейчас ломается.
НОВЫЕ СТАРЫЕ ЧИНОПОСЛЕДОВАНИЯ
Всё больше и больше христиане обращаются к наследию первых веков. Извлекаются чины древних Литургий, и всё чаще они совершаются не только в Петербурге, в Москве, но и в других городах России и за границей. Это очень отрадный процесс, потому что он позволяет включить в сокровищницу православной литургической мысли не только столичный опыт (а мы знаем, что далеко не всегда столица всегда и во всём права), но и опыт малых городов и малых Церквей.
О каких богослужениях я говорю? В первую очередь о Литургии апостола Иакова. Для начала XX века это абсолютный нонсенс: какая Литургия Иакова? Зачем? есть три известные нам Литургии, и больше ничего не надо. Кто бы мог подумать, что с середины XX века, благодаря трудам иеромонаха Филиппа (Гарднера), будет сделан перевод этой Литургии с греческого языка на церковнославянский и эта Литургия будет совершаться в Русской Зарубежной Церкви, то есть в Церкви не просто консервативной, а весь смысл своего существования, по крайней мере тогда, видевшей в сохранении исконно русской богослужебной традиции. Это удивительно, но это как раз подчеркивает, что Дух Святой дышит в Церкви, где хочет.
Перевод отца Филиппа не самый лучший, он был неоднократно поправляем, но Литургия апостола Иакова благодаря ему уже настолько прочно вошла в обиход Русской Православной Церкви, что, несмотря на то, что она никак не регламентирована Типиконом, её всё равно совершают во множестве епархий. Еще раз подчеркиваю, это происходит именно потому, что отвержение многообразия древних Литургий не было делом соборным, а является, по сути, следствием политических причин.
То же самое можно сказать и о Литургии святого апостола Марка, которая сейчас активно совершается в Александрии и в некоторых приходах России и Украины. Если вы посмотрите её тексты, увидите трогательную непосредственностьживого христианского чувства, присущую египетской религиозности. Это очень красивая Литургия, и очень полезно на ней присутствовать и молиться.
Также мы можем отметить из особенно удивительных и необычных Литургий Литургию святого апостола Петра. Когда мы говорим «Литургия апостола Петра», то сразу слышим в ответ: «О, это же латинская месса, зачем нам это надо? какой ужас». Будет, пожалуй, большим удивлением узнать, что самые древние списки этой Литургии находятся в славянских источниках и относятся приблизительно к XIV веку. То есть эта Литургия — в какой-то мере современница Литургий Иоанна Златоуста и Василия Великого, сложившихся в привычном нам виде к XIII веку. Она действительно является отражением древней латинской анафоры, но если мы вспомним, что создавалась она до разделения Церкви, то в этом нет ничего скандального. Интересно, что Литургия апостола Петра упоминается и в старообрядческих источниках, то есть, по крайней мере, старообрядческая мысль допускает возможность её совершения. А уж консервативнее старообрядцев сложно кого-то припомнить.
Еще отметим Литургию святителя Григория Богослова. Она совершается вместе с Литургией святого Афанасия Великого в Салониках раз или два в году. Её тексты много веков назад повлияли, например, на формирование современной армянской Литургии.
ЛИЧНОЕ И ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ
Разнообразие перечисленных чинопоследований — сокровищница христианского литургического опыта, совершение их и участие в них обогащает нашу литургическую жизнь. Естественно, это должно происходить с одобрения церковной власти, с одобрения общины — так, чтобы это не становилось соблазном для народа. Но хотелось бы подчеркнуть, что речь идет не о том, чтобы отслужить что-нибудь эдакое или удивить людей какими-то особенными обрядами, а о том, чтобы для самого себя открыть сокровищницу Церкви, повествующую об очень важных вещах. О нашем отношении с Богом, о преодолении нашего одиночества, о причащении Богу, о вхождении Бога в нашу жизнь. Таким образом, вопрос литургический, вопрос отвлеченный, внезапно становится вопросом очень важным, личным вопросом, вопросом моего участия в Таинстве спасения, в истории спасения, в религиозной истории всего человечества. Каждый из нас может засвидетельствовать, что в нашей истории есть и взлеты, и падения, и это свидетельство очень важно, оно показывает, что мы — часть общего общечеловеческого религиозного процесса. И изучение древних Литургий, участие в древних обрядах позволяет нам лучше понять эту мысль и много полезного для себя почерпнуть.