Протоиерей Владимир Хулап о том, что духовное образование — только начало пути, который длится всю жизнь.
Какие люди поступали в семинарию в девяностых годах прошлого века — и сейчас? Как повлияли Петербургские духовные школы на того, кто сегодня не просто служит Церкви, но руководит интеллектуальным развитием многих священнослужителей? О том, какой была, есть и может быть Академия, беседа с доктором богословия, проректором по учебной работе и заведующим кафедрой церковно-практических дисциплин СПбДА протоиереем Владимиром Хулапом. Источник публикации: журнал «НеБо».
Путь до дверей
— Отец Владимир, чем Вы занимались до семинарии и как приняли решение в нее поступать?
— Родился и вырос я в городе Грозный, окончил там школу и поступил в университет на специальность «радиофизика и электроника». Именно в это время я начал воцерковляться в храме Архангела Михаила. Его настоятелем был протоиерей Петр Нецветаев, замечательный священник с большим духовным и жизненным опытом. Воскресная школа, им организованная, была очень живой и еженедельно собирала большое количество молодежи. Импульс, который мы получили в храме, во многом способствовал жизненному выбору. Многие из нас пошли по пути церковного служения. Из числа тогдашних учеников сейчас один — епископ, несколько священников и диаконов служат в разных епархиях.
— Почему для поступления выбрали Санкт-Петербург?
— Решение поступать в семинарию созрело довольно быстро, но я планировал сначала окончить университет. В начале 1990-х годов события в Чечне изменили планы: государственная система в республике рухнула, власть перешла в руки вооруженных группировок, обучение в вузе практически прекратилось, русскоязычное население стало массово уезжать. Возник выбор: переводиться в другой вуз или сразу поступать в семинарию. Отец Сергий Нецветаев, который давал мне рекомендацию, сам учился в Ленинградской духовной академии, он много и интересно рассказывал о студенческих временах, и это предопределило мой выбор. Он тогда мне сказал слова, которые казались совершенно нереалистичными: «Отправляю тебя в Петербургскую семинарию, чтобы в будущем ты там преподавал». Спустя много лет его напутственные слова сбылись. К тому же, впервые приехав в Ленинград еще мальчиком, я понял, что жить в этом прекрасном городе — огромное счастье.
Будущий протоиерей Владимир Хулап в 1993 г.
Первые впечатления
— Какие люди приходили в семинарию в те годы? Отличаются ли они от нынешних семинаристов?
— Начало 1990-х было временем тяжелого кризиса и духовного подъема одновременно. Поэтому абитуриенты 1992 года, когда я поступал, были разными: выпускники школ, люди с высшим образованием, имевшие за плечами опыт работы и семейной жизни (причем не всегда удачный). «Смесь» очень интересная: в одной комнате жили 17- и 30-летние, дети священников и недавно воцерковившиеся ребята, граждане бывших союзных республик. Конечно, у каждого была своя мотивация для поступления в семинарию, однако это был осознанный личный жизненный выбор. И часто он означал разрыв многих прежних связей. А сегодня большинство абитуриентов — вчерашние школьники, они выросли в совершенно других условиях. Поэтому сравнивать сложно. Наверное, мое поколение абитуриентов было более взрослым, не только по возрасту, но по отношению к жизни, по постановке вопросов, по тем книгам, которые мы читали.
— Какое было впечатление от первого вхождения в академические стены и от вступительных экзаменов?
— Воспоминания довольно отрывочны. Большое здание с богатой историей, в котором учились многие поколения священнослужителей. Особая атмосфера отделенности от внешнего мира. Теплое отношение к поступающим. Молебен перед началом экзаменов и проповедь отца Василия Стойкова на евангельские слова «Много званых, мало избранных». Все волновались, но сами экзамены прошли хорошо. Помню изложение по притче о талантах; на устном экзамене задавали много вопросов: нужно было знать основные молитвы, иметь какие-то навыки церковнославянского чтения и церковного пения. Конечно, было огромной радостью увидеть свою фамилию в вывешенных списках поступивших. К началу занятий я, к сожалению, опоздал: пришлось выписываться дома в паспортном столе, а транспортное сообщение с Грозным было очень нестабильным. В связи с этим на прослушивание я не попал, поэтому в хоре так никогда и не пел.
— Вы жили в общежитии? Сейчас условия, на Ваш взгляд, лучше или хуже?
— Все иногородние жили в общежитии, как и многие петербуржцы. В этом были практические плюсы: богослужение, лекции, трапеза — всё в одном здании. Нужно только подняться или спуститься на этаж. На первом курсе в комнате нас было, по-моему, шестеро. В целом жили дружно, хотя, конечно, не обходилось без конфликтов. Для меня этот опыт был очень важен: в таком тесном вынужденном общении понимаешь, кто ты на самом деле.
Экономическая ситуация в стране была очень тяжелой, поэтому питание было соответственным. Значительную часть рациона составляла гуманитарная помощь от западных христиан. На всю жизнь запомнил цветные макароны и рыбные палочки — основное блюдо на протяжении всех многодневных постов. Стирали вручную в тазике. Большим неудобством было отсутствие розеток в комнатах. Недавно один выпускник тех лет попросил показать ему Академию. Поднялись в студенческое общежитие — конечно, это совершенно другие условия: нормальные душевые кабины, стиральные машины, кулеры с водой, а как изменилось меню… Вещи вроде бы простые и совершенно естественные, но в свое время о них мы могли только мечтать. Жаль, что нынешние студенты не всегда это ценят.
Погружение в мир богословия
— Кто из преподавателей семинарии того времени произвел на Вас впечатление?
— Первым предметом в семинарии, на который я попал, была литургика у Ивана Николаевича Судосы. Наверное, это было самое лучшее введение: «драйв», который задал ритм всей дальнейшей учебе. Из того, что запомнилось больше всего тогда… Глубокие размышления Игоря Цезаревича Мироновича, который помог полюбить текст Священного Писания. Владимир Иосифович Бронский преподавал не просто катехизис, но и стиль христианской жизни. Отец Сергий Рассказовский оттачивал нашу мысль и речь в рамках курса догматики. Лучшим специалистом по церковному уставу и строгим руководителем богослужебной практики был отец Софроний (Смук). Очень интересно о западном христианстве рассказывал игумен Вениамин (Новик). На последнем курсе мы погрузились в совершенно неожиданный мир новозаветных Посланий с архимандритом Ианнуарием (Ивлиевым). И конечно, история Русской Церкви в изложении отца Георгия Митрофанова — многогранная, сложная, без прикрас. Это только некоторые имена, каждый из преподавателей был частью мозаики под названием «Петербургские духовные школы». Во время обучения в Академии я параллельно учился в Германии, поэтому лекции слушал только урывками, во время приездов в Санкт-Петербург, — здесь впечатления не такие яркие.
— Насколько трудно Вам давалось обучение? Какие предметы были самыми сложными? Насколько отличаются нынешние курсовые и дипломные работы от тех, которые сдавали в Ваше время?
— С одной стороны, сначала было сложно переключиться на богословские дисциплины после физики и математики, с другой — учиться в семинарии было значительно проще, чем в светском вузе. Моими любимыми предметами были литургика и сравнительное богословие. Свободного времени было достаточно (у нас не было самоподготовки, как у вас), поэтому на тумбочке в моей комнате всегда стояла высокая стопка книг из библиотеки, каждый день самостоятельно занимался иностранным языком — это дисциплинировало и очень пригодилось в будущем. Семинарию я закончил на «пятерки», не могу сказать, что какие-то предметы вызывали трудности. Думаю, что нагрузка могла быть намного больше. Курсовых и дипломных в то время не писали, но каждый год было несколько «сочинений» (аналог наших рефератов) — от руки, в тетрадке, которую сдавали в канцелярию. Интернета тогда не было, процесс поиска и заказа литературы в читальный зал занимал много времени. До сих пор помню запах дореволюционных томов, не знакомый сегодня тем, кто привык мгновенно получать информацию на экране компьютеров и планшетов.
— Учился ли вместе с Вами кто-то из нынешних преподавателей Академии? Были ли те, кто впоследствии разочаровался в Церкви и ушел из нее?
— У нас был довольно «плодовитый» в этом отношении курс. Отец Сергий Чарыков сейчас преподает Ветхий Завет, отец Александр Миронов — каноническое право, протодиакон Константин Маркович — сравнительную литургику. Большинство моих сокурсников приняли священный сан и трудятся в Церкви. Есть и те, кто избрал другой путь. И это их честный выбор: не стоит рукополагаться только потому, что окончена семинария. Не у всех жизнь сложилась гладко: например, один сокурсник, во время учебы бывший крайним «ревнителем», принял рукоположение в раскольнической группировке, а затем и совсем отошел от христианства. Хотелось бы, чтобы все студенты становились идеальными священниками, но нужно быть реалистами — жизнь намного сложнее. Поэтому хорошо, что духовное образование играет роль своеобразного фильтра. Оно дает время разобраться в себе и понять, действительно ли ты готов посвятить всю жизнь священнослужению. И если студент сознательно не принимает священный сан — это тоже результат, поскольку плоды необдуманного решения могут быть очень печальными.
Деятельность сегодня
— Когда и почему Вы пришли в Академию в качестве проректора и заведующего кафедрой?
— Это было довольно неожиданно. Я служил священником в Павловске, работал в епархиальном управлении. В 2009 году меня пригласили принять участие в конкурсе на замещение преподавательской должности на богословском факультете университета Мюнхена. Я собрал пакет документов, положил в конверт — и в этот самый момент мне позвонил отец Димитрий Юревич, за несколько месяцев до того назначенный проректором Академии по научной работе. Он передал мне приглашение от ректора владыки Амвросия войти в новую команду, поскольку срочно были нужны административные кадры. Документы в Германию я так и не отправил: чашу весов перевесило желание помочь родной духовной школе, которая тогда нуждалась в преобразованиях. Многие нововведения обкатывались именно на кафедре церковно-практических дисциплин, поэтому совмещение должности проректора по учебной работе и заведующего кафедрой было необходимо. Последние одиннадцать лет пришлось заниматься в основном административной работой, которую, если честно, не очень люблю. Но она — жесткий стержень, на котором строится остальная деятельность, иначе никак.
— Академия сейчас имеет государственную аккредитацию. Сложно было ее получить?
— Об этом можно написать целую книгу… Еще в 2009 году Святейших Патриарх Кирилл дал соответствующее благословение духовным учебным заведениям, предварительно пришлось решить множество юридических и организационных вопросов. В 2016 году мы аккредитовали бакалавриат, через два года магистратуру, в 2019 году — аспирантуру. Не все понимают, что за одной страничкой свидетельства об аккредитации стоит огромное количество документов, сотни часов тяжелой работы, в том числе по ночам и по выходным.
Теперь выпускники получают дипломы государственного образца, это открывает новые возможности пастырской работы в социальных и образовательных учреждениях. Академия может претендовать на бюджетное финансирование, покрывающее часть наших расходов. С другой стороны, усилился контроль со стороны проверяющих органов. Возможно, следующим этапом могло бы стать государственное признание некоторых особенностей духовных учебных заведений, которые сложно реализовать в рамках действующих стандартов: большое количество практик, требование наличия инфраструктуры для инвалидов и т.д. Или придание духовным школам какого-то особого статуса. Аккредитация для нас — не самоцель, а духовные академии — не кафедры теологии в вузах. Мы готовим священнослужителей, а в ходе постоянного приспособления к нормативной документации легко выплеснуть вместе с водой и ребенка.
— Вы часто бываете в Германии, какие вещи Вы бы позаимствовали оттуда для нашей Академии?
— Несколько лет мне довелось учиться в Германии, с этого года я преподаю в университете Мюнхена ряд курсов по пастырскому богословию. Перефразируя известную поговорку, можно сказать: «Что немцу хорошо, то русскому — смерть». Невозможно скопировать немецкую образовательную систему в России, поскольку менталитет у студентов очень разный. Немецкие студенты намного более самоорганизованны и ответственны, со школы их приучают к неустанному самообразованию. Поэтому у них довольно много свободы в рамках учебного процесса, лекционная нагрузка не такая большая, существует возможность выбора курсов, значительное время отводится на семинары и самостоятельную работу с материалами, особенно с источниками. Небольшой пример: недавно в одной немецкой университетской библиотеке я с большим трудом нашел свободный стол в читальном зале — и не в будний день, а в воскресенье!
Наш подход более «патерналистский»: студента нужно постоянно контролировать, материал предлагается прежде всего в лекционной форме, вариативность практически отсутствует. В этом есть свой плюс: студенты осваивают материал систематически, но одновременно есть и серьезный минус: у них исчезает стремление к самостоятельности и развитию. Мне кажется, на уровне бакалавриата более выигрышна наша система, на уровне магистратуры и аспирантуры, когда требуется специализация, — немецкая. Конечно, одно из главных преимуществ немецких университетов — прекрасные библиотеки с новейшей специальной литературой и журналами, доступ к международным системам баз данных. Об этом в России остается только мечтать.
— Есть ли какие-то планы по развитию кафедры церковно-практических дисциплин? Можно ли за несколько лет учебы подготовить настоящего пастыря?
— Если честно, с огромной радостью оставил бы административную работу проректора и занялся только кафедрой — но пока не получается, к сожалению. Идей много: нужно развивать систему наших практик, создавать учебно-методические пособия, продолжать развитие системы дистанционного обучения, переводить западные исследования, расширять связи с епархиальными отделами. Хотелось бы создать новые профили магистратуры, посвященные православному социальному служению и церковным связям с общественностью — однако для этого требуется большая подготовительная работа. Сейчас мы все более активно сотрудничаем с Межвузовской ассоциацией духовно-нравственного просвещения «Покров» и вузами Санкт-Петербурга. Работа с молодежью, как мне кажется, должна стать для Церкви приоритетной.
Конечно, за четыре года или даже за шесть лет невозможно сформировать целостную пастырскую личность, особенно если мы говорим о 17-летних абитуриентах. Духовное образование — только начало пути, который длится всю жизнь. Но именно во время учебы можно и нужно показать студентам красоту служения Богу, многогранность будущей пастырской деятельности, радость христианской поддержки ближних. Пастырству невозможно научить по книгам, мы можем дать необходимые знания и постараться зажечь сердца. А согревающее пламя веры будет поддерживать Сам Господь.
Беседовал Денис Ганжа
Журнал «НЕвский БОгослов» №1 (24) 2021
Фото с сайта СПбДА