Адвент на Востоке и Западе

Рождество уже совсем скоро, оно не за горами, и сегодня мы с вами попытаемся посмотреть, как по-разному традиция подготовки к Рождеству формировалась на Востоке и на Западе. Но прежде давайте зададимся вопросом о дате празднования. Мы с вами привыкли, что одним из первых атрибутов Рождества в нашей культуре — какая-нибудь заснеженная церковь. Но если мы с вами посмотрим на историю формирования праздника Рождества, то откроем для себя несколько интересных и неожиданных моментов.

Вы сейчас видите створки босховского творения «Сад земных наслаждений». За этими дверцами — творение Иеронима Босха. А с наружной стороны он изобразил творение мира.

И неслучайно мы с вами смотрим сейчас на картину, которая называется «Сотворение мира», поскольку датой отсчета для праздника Рождества Христова, как это ни странно, служит 25 марта. Эта дата совершенно особенная в традиции и иудейской, и христианской. По представлениям того времени именно 25 марта, то есть в день весеннего равноденствия, произошло сотворение мира. То есть мир был сотворен в день весеннего равноденствия.

И после сотворения мира произошла трагедия — человек согрешил, и мир погрузился в хаос греха: мир испортился, мир сломался. И этот мир нужно восстанавливать. И вся логика христианства построена на идее того, что «неправильный», сломанный, измененный мир мы каким-то образом восстанавливаем. Восстанавливаем в том числе через Рождество Иисуса. И именно 25 марта церковь с определенного момента времени начинает праздновать событие воплощения Христа. По нашей традиции мы его знаем больше под названием Благовещения, поскольку именно в праздник Благовещения Христос воплотился: Дух сошел на Марию, и Христос начал развиваться в девической утробе.

Воплощение Иисуса не просто так происходит 25 марта. Никто не был свидетелем, как это произошло. Никто не запомнил точную дату. Но это дата весеннего равноденствия. Она символична. Она показывает, что начинается некое новое творение. Мир творится заново. С воплощения Иисуса начинается новая, совершенно поразительная история в жизни этого мира. И эта дата была действительно назначена, предложена, она сформировалась в христианской традиции и была принята.

Ну а Рождество Христово празднуется 25 декабря, ровно через 9 месяцев после дня воплощения. И вопрос «А когда же родился Христос», вопрос когда — не совсем корректный. Потому что дата праздника отвечает не на вопрос «Когда?», а на вопрос «Зачем?» Иисус рождается для чего-то. Он рождается с определенной целью. Он рождается для того, чтобы исправить, искупить падший, поврежденный мир. И мы с вами становимся свидетелями огромной мега-цепочки, если хотите: Сотворение мира — воплощение Иисуса, или Благовещение — а затем Распятие и Искупление, которое тоже, кстати, произошло 25 марта, тоже в день весеннего равноденствия.

То есть у нас есть одна опорная точка, через которую проходит круг мировой истории: это и сотворение, это и новое творение, которое происходит во время воплощения Христа, это и распятие и искупление этого падшего мира. И получается, что дата празднования Рождества Христова вторична по отношению к дате Благовещения.

Стоит отметить также, что сам праздник Рождества Христова празднуется не сразу, он не сразу входит в церковный обиход. Он повсеместно утверждается в III-IV веке, относительно поздно.

К этому времени уже сформировался в общих чертах Пасхальный цикл: дата празднования Пасхи как смерти и воскресения Христова. А праздник Рождества формируется чуть позже.

Еще стоит отметить, что Рождество Христово в церковной традиции — это не просто событие. То есть с точки зрения Церкви, празднование Рождества не является просто воспоминанием какого-то события. Если хотите — Рождество условно. Дата празднования Рождества Христова очень условна. Она эфемерна, можно даже сказать, что она почти легендарна. Однако эта условность ни коим образом не умаляет значимости праздника, смысла события, которое воспоминается. Но подобная условность расширяет границы нашего восприятия или даже, попросту говоря, уничтожает их. Мы с вами находимся в некоем мета-событии, или над-событии. И Рождество Христово не просто о том, что в каком-то из дней декабря в городе Вифлееме (или под Вифлеемом) родился младенец, который потом стал Мессией. Это событие включает в себя огромное количество смыслов.

И в христианском изобразительном искусстве эта идея подчеркивается. Мы с вами видим на картинах подчас совершенно поразительные сюжеты. Сейчас перед вами картина Джованни ди Паоло «Рождество и благовестие пастухам», итальянского художника. Если вы обратите внимание, справа и слева деревья усеяны красными плодами — это гранаты.

Гранат в символическом языке того времени — это символ страданий Христа. Как из спелого граната истекает красный сок, так и из ребра Христова истечет его кровь, которая омоет грехи мира. Здесь мы имеем дело не просто с украшением, не просто с элементом, который «разбавляет» пейзаж. Мы здесь имеем дело с указанием на то, для чего родился Христос: для того, чтобы пострадать, искупить этот мир и воскреснуть.

Кстати, если говорить о сюжетах Рождества, то и в западной, и в восточной живописи в сцене Рождества Христова мы довольно часто можем увидеть кроме Марии, Иисуса, Иосифа, пастухов и привычных нам волхвов, еще двух женщин. Как правило, это повитухи, которые омывают Иисуса. В православной иконографии они изображаются обычно за делом: они находятся внизу иконы и омывают родившегося младенца.

Но на Западе получила распространение одна легенда, которая находится в одном из апокрифических евангелий: Одна из повитух — Саломея — не поверила в то, что Мария после рождения младенца осталась Девой, и, протянув руки, решила произвести беглый гинекологический осмотр. И в этот самый момент у Саломеи отпали руки.

Обратите внимание на следующую картинку: в левом углу мы видим коленопреклоненную Саломею и над ней ангела, который держит ее отрубленные руки. Согласно этой легенде Саломея, когда поняла, что с ней случилось, уверовала в то, что Мария осталась Девой, принесла покаяние, и явившийся ангел Господень вернул ей руки, которые прижились. История, которая хорошо заканчивается. Этот сюжет нашел широкое распространение в западной живописи.

Помимо гранатов и символических указаний на страдания Христа мы иногда находим спойлеры (от англ. to spoil — «портить», «мешать»; spoiler — «помеха»), если хотите.

Так, в картине Рогира ван дер Вейдена «Поклонение волхвов» есть небольшая деталь, на которую мало кто обращает внимание. Как правило, взгляд зрителя прикован к пышно одетым волхвам. Но если вы посмотрите на вертеп, то на его средней колонне вы увидите распятие. Это прямое указание на то, для чего рождается этот младенец. Он рождается не для того, чтобы у людей появился еще один праздник и ему могли петь колядки, а он рождается для того, чтобы пострадать и искупить этот мир.

Когда мы говорим про Рождество, которое охватывает множество смыслов, то эта идея отражается наиболее ярко в картине «Мистическое Рождество» Сандро Боттичелли. Она трехуровневая. Обратите внимание — здесь в центре мы видим классический сюжет: под навесом для скота Мария, животные, младенец… Обратите внимание на Иосифа: он сидит, сложив руки на колени и уткнув в них голову: Иосиф грустит, он не понимает, что происходит (об этом мы скажем чуть позже). Но картина Рождества не ограничивается только этим изображением. Наверху мы с вами видим хоровод ангелов. Они в ликующем танце изображены в пространстве, открывающем небесную сферу. Золотой круг — это как бы прорыв Божественного мира в мир земной. С рождением Иисуса двери небесного (когда-то закрытого) Рая как бы открываются и становятся доступными для людей.

Ангелы с оливковыми ветвями символизируют победу над грехом, над смертью, над проклятием и находятся в танце, который прославляет Творца и родившегося младенца Иисуса.

Но самый трогательный момент в этой картине — это пастухи, которые обнимаются с ангелами. Это явное изображение того, что Небесное и земное соединяются.

В этом беспомощном Младенце, который родился несколько часов назад, происходит соединение Божественного мира и мира земного.

Мы с вами имеем дело с событием, которое обнимает огромное количество смыслов, моментов истории мира и человека.

И понятно, что к этому событию люди каким-то образом готовятся. На Востоке и на Западе с течением времени период, который предшествовал празднику Рождества Христова, начинает оформляться особым образом. На Востоке складывается понятие Рождественского поста, а на западе — традиция Адвента.

Ради интереса перед лекцией я ввел в поисковик Гугла выражение «Рождественский пост» и получил наиболее часто встречающиеся вопросы по этой теме: «Что можно есть? Что нельзя есть? Куда нельзя ходить? Что готовить?» То есть у человека, знающего об этой подготовке, так или иначе возникает желание отформатировать свою повседневность. Мы изменяем привычный нам план питания, думая, что таким образом угождаем Богу. Мы соблюдаем какие-то традиции, которые по-своему хороши: они замечательны. Но Рождественский пост — это больше, чем еда! Это, правда, избитая фраза, которая стала общим местом, но это действительно так, потому что Рождественский пост — это уникальное время. Причем оно уникально не в плане каких-то ограничений в питании, а потому, что наполнено удивительно красивыми смыслами.

Как, например, этот период выражается в богослужении? И восточное, и западное богослужение — это поэзия, очень древняя и красивая поэзия, рассказывающая нам о том или ином событии. О Рождестве эта поэзия повествует с III-IV века. В этих поэтических текстах, которые звучат за богослужением, заключена удивительная красота и глубина. К сожалению, очень часто они пролетают у нас мимо ушей. Мы или не обращаем на них внимания, либо не можем их понять, потому что они поются на непонятном странном языке. Но давайте с ними познакомимся и узнаем, что же там Церковь поет, что она предлагает нам, чтобы прочувствовать это время.

В Рождественском посту восточной Православной Церкви есть несколько опорных смысловых точек, вокруг которых, как вокруг каркаса, формируется все это время.

Во-первых, это праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы 4 декабря. Это неделя святых праотец и святых отец. Если перевести на современный язык, «неделя» — это воскресенье. Это два воскресных дня, которые предшествуют Рождеству Христову. Особое время предпразднства Рождества — с 20 по 24 декабря (по старому стилю). И сочельник, или навечерие, Рождества.

То есть первая точка — это Введение во храм Пресвятой Девы.

Перед нами одноименная картина Тинторетто.

Об этом событии мы знаем из апокрифического Евангелия (из Протоевангелия Иакова), где рассказывается, что маленькую девочку Марию, когда ей исполнилось 3 года, ее престарелые уже родители привели в Иерусалимский Храм и отдали на воспитание. Малышка бодро взобралась по огромным ступеням и осталась жить приХраме до того момента, когда Ее выдали Иосифу-Обручнику. В этой истории, конечно, очень много легендарного и метафизического. Поскольку главный смысл праздника не в том, что конкретную девочку привели в Иерусалимский Храм и оставили там на воспитание. Конкретный смысл праздника мы можем слышать из песнопений, в которых открываются совершенно замечательные вещи.

Например, стихира на стиховне праздника Введение во храм говорит следующее:

Днесь храм одушевленный и великаго Царя в храм входит,

Тому уготоватися в Божественное жилище.

Людие, веселитеся.

То есть: сегодня Живой храм входит, для того чтобы стать Жилищем Великому Царю. И на этой антитезе (т.е. противопоставлении) — Живого храма и Ветхого — построена вся логика праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Происходит встреча массивного, старого, «кондового» Иерусалимского храма, который был весь обложен золотом и серебром и где совершались бесконечные жертвоприношения животных, с живым Храмом, который помещается в сердце человека — в сердце Марии. И она станет подлинным храмом, который вместит в себя Небесного царя — Иисуса, Который должен родиться через какое-то время.

И именно поэтому праздник Введения не столько о Марии, о том, что с Ней произошло в Иерусалимском Храме, сколько о том, что появляется некий новый храм. Именно поэтому после праздника Введения Богородицы за богослужениями начинают исполняться рождественские ирмосы — песнопения на утрене, которые звучат следующим образом:

Христос рождается — славьте! Христос с Небес — встречайте! Христос на земле — возноситеся! Пойте Богу нашему, ибо Он прославился.

Наступает тот момент, когда начинается движение к Рождеству Христову. В этих несмелых шагах Марии, когда она преодолевает огромные ступеньки иерусалимского храма, мы осознаем первые шаги навстречу Рождеству.

Следующая очень важная память для восточного богослужебного круга — это Неделя святых праотец и Неделя святых отец. Это целых два воскресенья в нашем календаре которые посвящены одним и тем же персонажам — это все праведники Ветхого Завета, которые жили на земле от Адама и до Христа.

Все то количество праотцов и отцов в вере в Законе, которые приближали пришествие Христа и были частью Священной истории. И наряду с ними вспоминается еще 3 отрока в пещи вавилонской — это знаменитая история, когда во время вавилонского плена 3 евреййских юноши были брошены в печь за отказ поклониться истукану. И на самом дели эти три мальчика, три юноши являются главными действующими героями воскресенья Святых праотец и воскресенья Святых отец. Потому что вокруг их чудесного избавления из раскаленной печи выстраивается совершенно замечательная идея — идея того, что как три отрока в печи остались неопалимыми (они не сгорели там заживо, а вышли оттуда живыми), так и Мария, когда зачала Иисуса, не сгорела от Божественного огня, но осталась живой. То есть это прообраз встречи Божественного огня и человеческой природы:

Якоже в росе суще вернии и святии отроцы Твои, в пещи пламене огненнаго предживописаху таинственно еже из Девы Твое пришествие…

По-русски будет: Отроки, которые в пламени печи находились как бы в росе, пред-живописали, пред-изобразили, явились как бы живой иконой, живым указанием на таинственное рождение Христа от Девы. Параллель здесь совершенно четкая и совершенно ясная. И сюжет чудесного спасения трех юношей из вавилонского огня, из вавилонской печи, очень полюбился на Руси. И вплоть до реформ патриарха Никона, вплоть до XVII века, в русских храмах происходило Пещное действо. Это на самом деле целый литургический спектакль: это богослужебное последование, которое совершалось как раз в Неделю святых отец — тогда, когда за богослужением исполняются тексты, посвященные в том числе и трем отрокам, находящимся в печи вавилонской. Это был целый красивый литургический спектакль, который исполнялся в Москве, в Великом Новгороде и в кафедральных соборах — центрах епархий тогдашней Руси.

Причем это действие описано в Большом Требнике в дониконовской редакции. Там довольно четко описано, как это Последование должно совершаться.

В центре храма поставлялся высокий круглый амвон, который напоминал собой большую печь. Вокруг амвона зажигались свечи, изображающие огонь, разожженный в Вавилоне вокруг печи с отроками. И выводили трех связанных юношей, загоняли их в этот амвон. Были люди, которые изображали халдеев (здесь они с черными лицами, закрашенными, по всей видимости, сажей). Они символически разжигали эту печь. Отроки в печи пели песнь Единому Богу. И в какой-то момент, как в греческой трагедии в древнегреческом театре, спускался из-под купола Ангел (на специальных веревках-стропах) и гасит огонь, который был разведен вокруг отроков.

Зрелище было очень яркое, очень живое (представьте его себе!). Это мы сейчас живем, окруженные огромным количеством источников информации, а для тогдашнего человека это действительно было что-то запоминающееся, что-то очень важное. Причем имела место даже попытка реконструкции этого Пещного действа в начале XX века: исполняли песнопения (там довольно красивая музыка, кстати) демественная — неосмогласное славянское пение православной русской церкви. Есть уникальные кадры из фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный». И вот там совершенно замечательно снято и показано это Пещное действо. Причем снимали его очень грамотно, исторически выдержано все очень верно.

Помимо праотцев (Адама, Авраама, Мелхиседека и проч.) и трех отроков — праведников Ветхого Завета в богослужении восточной Церкви в Неделю святых отец мы с вами также находим упоминания святых жен, т.е праматерей — наших прабабушек и бабушек в вере. Одна из стихир Недели святых отец звучит следующим образом:

Явися Яже от века на земли проповедаемая пророки в вещаниих, Дева Богородица, Юже патриарси мудрии, и праведных собори возвещают. С ними же сликовствует и жен благолепие: Сарра, Ревекка, Рахиль, и Анна же, и славная Мариам Моисеова купно. С ними же срадуются и мира концы… 

Явилась Дева Богородица, Которую издревле проповедали на земле пророки в своих предсказаниях, Которую мудрые патриархи и соборы праведников возвещают. С ними ликуют и благолепные женщины: Сарра, Ревекка, Рахиль, Анна и вместе с ними Мариам, (сестра) Моисея. С ними радуются и все части света, все творение почитает, потому что создатель всех и Бог приходит, чтобы родиться и даровать нам великую милость.

Перед нами проходят в том числе и женские образы, которые упоминаются на страницах Ветхого Завета. Перед вами одно такое редкое изображение Пресвятой Богородицы, а в клеймах — медальонах вокруг образа изображены как раз праведницы-праматери Ветхого Завета, о которых шла речь в выше названной стихире.

Сейчас мы, собственно, приближаемся уже непосредственно к предпразднству — это несколько дней до праздника Рождества, начиная со 2-го января, если по нашему календарю (1921 года! — прим. ред.) пересчитывать или с 20 декабря по ст. стилю. 4 дня — это предпразднство, где интенсивность текстов нарастает. Все больше и больше мы видим текстов, которые повествуют, как Богородица приближается к Вифлеему:

отве́рзися всем, Еде́ме,/ Вифлее́ме, благоукрасися — то есть украшайся, красуйся, Вифлеем! К тебе идет сейчас Та, Которая родит Агнца Христа. Ну и, конечно кульминации и пика в ожидании Рождества мы достигаем в Сочельник — в день, непосредственно предшествующий празднику Рождества Христова.

И в сочельник совершается богослужение, которое носит название Царских, или Великих, часов. На Царских часах поются стихиры и тропари, которые как раз-таки отвечают на вопрос, который мы с вами озвучили в начале: почему же грустит Иосиф?

Вот здесь икона Рождества Христова русского письма, и Иосиф смотрит куда-то вниз, склонившись, довольно грустный, и в последовании часов мы находим с вами следующую стихиру. Вот что говорит Иосиф к Деве:

»Мари́е, что дело *сие́ [это], *е́же [которое] в Тебе *зрю [вижу]? Недоуме́ю и удивляюся, и умом ужасаюся, *о́тай [утаено] у́бо от мене́ (что) будет вскоре; Марие, что дело сие́, е́же в Тебе вижу? За честь (мной Тебе данную), срамоту (Ты мне принесла); за веселие — скорбь; вместо е́же хвали́тися [вместо почета], укори́зну мне принесла еси (Ты). *Ктому́ [впредь] не терплю уже поношений человеческих: ибо от иереев из церкви Господней *яко [как] непорочну[ю] Тя прия́л, и что (же) есть ныне видимое?!»

Вообще, если мы прислушаемся к словам богослужебных песнопений, то с удивлением увидим, что там очень много прямой речи. Это прямая речь Иосифа. Никто не знает этих слов — это поэзия, но та, которая вкладывается в уста Иосифа. Он переживает, он не может вместить происходящее, он не понимает, что происходит, как девушка, которую он не знал и которой он не касался, вдруг… рожает. И происходят какие-то странные вещи: звезды, пастухи, волхвы — все меняется, все встает с ног на голову. И понятно, что Иосиф находится не в самом лучшем расположении духа.

Одна из самых красивых стихир, которая поется тоже в Царских часах звучит следующим образом:

Сегодня рождается от Девы Тот, Кто рукой содержит все творение. Пеленками, как земной человек повивается Тот, Кто по существу является неприкосновенным Богом…-

это, кстати, один из излюбленных примеров византийской церковной поэзии — все построено на противопоставлениях, на антитезах:

К Кому нельзя прикоснуться, заворачивается в ткань! В яслях лежит Тот, Кто утвердил небеса Словом в начале. Молоком питается Тот, Кто в пустыне дал манну людям своим. Призывает волхвов Жених Церковный, и их дары принимает Сын Девы… Поклоняемся Рождеству Твоему, Христе. Покажи нам и славное Твое Богоявление.

Когда Христос рождался в Вифлееме Иудейском, к Нему спешили волхвы. И тема даров, подарков этому новому рожденному царю тоже в богослужении очень важна.

Есть стихира, которая поется уже в сам день праздника Рождества Христова, которая поднимает тему даров. Что мы, как люди, можем Христу принести? И открываются совершенно поразительные вещи.

Что принесем мы Тебе, Христу, потому как Ты явился на земле ради нас? Все творение приносит тебе благодарение. Ангелы –пение, небеса — звезду, волхвы — дары, пастухи — благоговейное удивление (совершенно замечательный образ, когда само удивление пастухов от того, что родился Иисус, является даром Ему), земля — пещеру, пустыня — ясли, мы же — Матерь Деву. Прежде век сущий Боже, помилуй нас.

Матерь-Дева Мария становится великим даром всего человечества рожденному Христу. Такие красивые образы открывает нам богослужение, если мы сможем к нему прислушаться и хотя бы немножко к нему прикоснуться.

Давайте посмотрим, что же происходит на Западе. На Западе традиция Адвента[1] (т.е. особой подготовки к празднику Рождества Христова) складывается уже где-то к V веку. И начиная с V-Viвека его пытаются формализовать каким-то образом, пытаются придать ему структуру.

Знаменитый Турский собор 567 года издает следующее постановление: «Монахам подобает поститься весь день начиная с декабря вплоть до праздника Рождества Спасителя нашего». То есть одним из измерений предрождественского времени на Западе, как и на Востоке, является пост, воздержание от определенного вида пищи. Но кроме поста в западной традиции есть несколько смысловых моментов, которые отличаются от восточной.

Если на Востоке основное ударение делается на исполнение ветхозаветных пророчеств, это видно: Неделя святых праотец, неделя святых отец, три отрока в печи вавилонской… и очень много упоминаний, что именно так было сказано в Ветхом Завете, и то, что было сказано, у нас исполняется: Тот, Кто родился был действительно ожидаем в течение всего ветхозаветного периода.

На Западе основное смысловое ударение перенесено на слово «пришествие». И вообще сам период предрождественский называется словом адвент (в латинском переводе Библии — Вульгате это слово adventus, которое на русском языке звучит как «пришествие», а в греческом оригинале — παρουσας — прим. ред.). Причем речь идет о двух пришествиях: Пришествии Иисуса в Вифлееме как Младенца и в то же самое время Его Пришествие как Судии мира. Западная Церковь концентрируется в своей подготовке к Рождеству не только на самом рождении Иисуса, но и на том, что Иисус рано или поздно опять придет в этот мир, но уже как Судия.

Был такой замечательный автор Иаков Ворагинский, который жил в XII веке и являлся автором произведения «Золотая легенда»[2], в котором описываются жития святых и в том числе легендарный литургический год того времени. И вот что пишет Иаков Ворагинский о времени Адвенты: «Церковь в этом времени выделяет вот что: она вспоминает о пришествии Господа во плоти и о Суде, как можно видеть из богослужения этого времени. Поэтому Адвент называется отчасти постом веселья, отчасти — постом печали. Поскольку Христос пришел во плоти — это пост веселья; поскольку же Он придет судить — то это пост печали. Дабы указать на это, церковь поет наставления радости, ибо настает пришествие милосердия и радования, но некоторые из них церковь отлагает, ибо настает пришествие строго справедливости и печали».

Вот два измерения, которые диаметрально противоположны. Они как кислое и сладкое. Но вместе они дают общее наполнение четырем неделям Адвенты.

В западной традиции Адвент начинается в последнее воскресенье ноября, как правило, и заканчивается в воскресенье перед праздником Рождества Христова. Как правило длится он в течение одного месяца. Кстати, вы здесь видите на фотографии один из моментов Рождественской мессы Адвента, и здесь мы с вами видим сразу несколько типичных богослужебных атрибута, которые присутствуют в традиции западной Церкви. Во-первых, это цвет облачения: пурпурный или фиолетовый — цвет покаяния, цвет Великого поста. Цвет сосредоточенности и углубленности на молитве и на размышлении о тайнах Божественного плана в этом мире.

 

А совсем на переднем плане вы видите адвент— венок. На самом деле эти венки, хотя они очень широко распространились, и даже в семьях, которые не являются верующими (что в католической традиции, что в православной), многие делают адвент-венки. Это традиция, которая возникает в XVII веке в Германии, а потом она очень быстро разошлась по христианскому миру. И главное составляющее этого венка — это 4 свечи, которые символизируют 4 воскресенья адвента. Об этом много где можно прочесть, поэтому мы сейчас подробно на этом не будем останавливаться. Хочу только обратить ваше внимание на цвет одной из этих свечей. Видите? Она отличается: она розовая.

А на следующей картинке у священника, который преподает тело Христово, розовое облачение. Одно из воскресений Адвента называется «Радуйтесь, или Gaudete по латыни. И в это воскресение используется вместо обычного фиолетового розовый цвет облачений, который является цветом радости, поскольку входное песнопение, которое звучит на мессе этого дня, звучит следующим образом : Радуйтесь… — и снова скажу вам: радуйтесь (Флп. 4:4, 5).

Но одними из главных смысловых составляющих Адвента в западной традиции являются так называемые Великие антифоны или О-Антифоны они еще называются, поскольку каждый антифон начинается с восклицания «О!». Их 8, и эти антифоны поются в последние дни перед праздником Рождества Христова. Это богослужебные песнопения, которые используются, как правило, на вечерне, либл же во время мессы (литургии).

Давайте посмотрим на их содержание, поскольку эти антифоны начинаются с обращения ко Христу с определенных титулов Его, которые приняты в западной традиции.

Первый антифон называется «О Мудрость» — O Sapientia. Вот здесь на изображении, правда, восточного, русского письма икона Софии, Премудрости Божией, образ Христа как воплощенной Божественной мудрости. И первый антифон звучит следующим образом:

«О Мудрость, из уст Всевышнего исшедшая, простирающаяся от края и до края и управляющая всем могущественно; прииди научить нас путям разумения».

Антифон следующего дня целиком относит нас к временам пророка Моисея, исхода евреев из Египта и звучит так:

О Адонаи и Вождь дома Израилева, явившийся Моисею в пламени огня тернового куста и давший ему закон на Синае; прииди искупить нас мышцею простертою».

Обратите внимание на изображение. Мы с вами привыкли, что в сценах Моисея и горящей купины мы видим, как он снимает обувь, и кустик, который объят огнем. В западной традиции очень часто в Неопалимой купине, внутри этого куста, изображали Христа: и Он беседует с ним из Египта, и он дает ему Закон. И вот здесь в одной из иллюминированных средневековых Библий мы с вами видим как раз обращается к Моисею и призывает его вывести народ из Египта.

Следующий образ, который возникает в антифоне следующего дня, звучит так:

«О корень Иессев, стоящий, как знамя народов, пред Которым закроют цари уста свои, и Его будут умолять народы; прииди освободить нас, не медли более».

Иессей — это отец царя Давида. И зачастую Христа называют «отраслью от корня Иессеева», т.е. из корня — Иессея вырастает отрасль — Христос. И на этом изображении вы видите всех родственников Христа, всех Его предков, а Сам он здесь в полный рост выписан.

В антифоне следующего дня Христос «ключом Давида» и «жезлом дома Израилева»:

«О ключ Давидов и жезл дома Израилева; Который отворяет, и никто не может закрыть; закрывает, и никто не может отворить; прииди и выведи из темницы узников, сидящих во тьме и тени смертной».

Образ этот взят из Откровения Иоанна Богослова, из 3-ей главы, где Христос как раз изображается держащим в руке ключ Дома Давидова и жезл Дома Израилева. В его руках вся полнота власти над этим творением и этим миром. На картинке этой вы, кстати, видите иллюстрацию из Марка Шагала, из его библейского цикла[3].

Но Христос — это не только ключ Дома Давидова, не только жезл Израилев, но и еще и восход, сияние солнца:

«О Восход, сияние света вечного и солнце правды: прииди и освети сидящих во тьме и тени смертной».

Кроме того, что Христос — это восход, Христос еще и Царь, которого ожидают все народы. Здесь вы видите Христа как Царя, как царствующего, который окружен ангелами, и антифон звучит следующим образом:

«О Царь, желаемый народами, краеугольный камень, делающий из обоих одно: приди и спаси человека, которого Ты сотворил из праха».

И финальным аккордом в этой череде антифонов звучит последний, где Иисус называется «Еммануилом», то есть «С нами Бог!»:

«О Еммануил, Царь и Законодатель наш, ожидаемый народами, Спаситель наш: приди и спаси нас, Господи Боже наш».

Но в этих антифонах, помимо отдельного смысла каждого песнопения, есть еще одна совершенно замечательная вещь: первые строчки составляют латинский акростих (первые буквы названий от последнего до первого):

Emmanuel (Еммануил), Rex (царь), Oriens (восходящее солнце),

Clavis (ключ), Radix (отрасль), Adonai (Адонаи), Sapientia (мудрость)

Еro cras — этот акростих переводится на русский, как «Завтра я буду здесь». То есть первые буквы антифонов (в обратном порядке) составляют фразу «Завтра Я буду здесь» «Завтра Я буду с вами». И эти антифоны — это такая прямая речь Спасителя, что вот Он уже придет, не успели пропеть еще последний антифон — и завтра идем встречать родившегося Иисуса Христа.

Ну, и напоследок такая забавная фотография из церкви Анненкирхе, которая здесь у нас в Петербурге — елки рождественской, которая подвешена вверх ногами.

Это не перевернутая фотография, это действительно елка, которая подвешена к потолку. И в этом есть тоже свой глубокий смысл. Вот именно так изначально елки и вешались! Потому что елка — это не просто деревце, которое мф украшаем, а елка — это символ древа жизни, которое спускается к нам откуда? С неба! А если оно спускается к нам с неба, то оно и должно приходить к нам макушкой вниз.

Материал подготовила Людмила Голубкова по лекции священника Вячеслава Завального

---

[1] Адве́нт — название предрождественского периода, принятое в среде христиан католической церкви и некоторых протестантских деноминаций (например, у лютеран).

[2] https://predanie.ru/book/220223-zolotaya-legenda-tom-i/

[3] https://www.pravmir.ru/creative/mark-shagal-chtob-kartina-moya-svetilas-radostyu/