Иеромонах Гавриил (Бунге). Музыка как средство евангелизации

Иеромонах Гавриил (Бунге).

Музыка как средство евангелизации

Иеромонах Гавриил (Бунге). Музыка как средство евангелизации

 «Страсти по Матфею» могут заставить и атеиста задуматься о Боге

 «Страсти по Матфею» епископа Илариона (Алфеева), которые мне довелось прослушать, – одно из тех «знамений времени», которые необходимо «читать» очень внимательно. Его автор – человек, у которого изначально было двойное призвание: музыкальное и монашеское. Эти призвания, конечно, не исключают друг друга. Немало монахов обладают музыкальными дарованиями, а музыка играет очень важную роль в православном богослужении, включая литургию. Но в случае епископа Илариона эта «двойственность» совершенно очевидно простирается за границы обычного.

«Страсти» появились в эпохальный момент русской истории. Выйдя на свободу после 70 лет коммунистической диктатуры, Россия, а вместе с ней и Православная Церковь, оказались перед многочисленными вызовами. Государству с порушенными в одночасье институтами власти и экономикой предстояло найти новое место в мире. Церковь со своей сведенной к минимуму структурой (епископат, клир, монашество) находилась в положении более чем маргинальном в стране, которая, по сути дела, была создана с ее помощью. Но тяжелее всего было то, что и общество, и Церковь оказались перед фактом полного разрушения всяких нравственных ценностей.

Государство могло воспользоваться колоссальными ресурсами Советского Союза, чтобы не просто изменить страну, но в буквальном смысле слова воссоздать ее, дабы вернуть ей место в мировом сообществе. Церковь же, ограниченная в возможностях, должна была не только восстанавливать разрушенные здания, но и исцелять раненые души как верующих, так и неверующих – тех, кто все надежды возлагал на проект построения безбожного общества, закончившийся столь трагически.

В деле помощи пастве, гораздо более многочисленной, чем это могло казаться стороннему наблюдателю, Церковь использовала те средства, которые она никогда не теряла: богослужение, проповедь, пусть даже ограниченная стенами храмов, монашеская жизнь, пусть даже тайная, и т.д. То, что спасло веру в советский период, – это, безусловно, литургия, служение которой было всегда главной задачей Церкви. Богоборческая власть никогда, наверное, так до конца и не поняла, почему именно литургией так дорожит Церковь.

Не красивые здания и не драгоценную утварь защищала Церковь главным образом в годы гонений. Их ценность довольно быстро поняли и наиболее образованные из атеистов. Осознав, что речь идет о национальном достоянии, которое необходимо спасти, они смогли сохранить потомкам его значительную часть. Но лишь Церковь знала, что человек, который молится, никогда не потеряет веру, а если он захочет обрести ее вновь, то будет в первую очередь учиться молиться.

Начав восстанавливать свою структуру, Русская Церковь отреставрировала тысячи храмов, заново открыла сотни монастырей, которые были ей возвращены, и тем самым умножила число очагов молитвы и духовной жизни. Этот грандиозный труд, связанный с именем ее нынешнего Предстоятеля Патриарха Алексия II, не всегда понятен на Западе, в особенности, если речь идет о воссоздании таких огромных соборов, как храм Христа Спасителя в Москве. Но цель была и остается одна – дать многочисленным верующим кров, под которым они могли бы собираться для молитвы и наставления в вере.

Но как вернуть к Богу людей неверующих? Многие из них на самом деле не являлись настоящими атеистами, ибо были в детстве крещены верующими членами своих семей, но затем им никогда не представлялась возможность приобщиться к вере и опыту христианской жизни. И именно здесь можно обнаружить контекст музыкального произведения епископа Илариона. Его «Страсти», быть может, не могли появиться нигде, кроме России. Это произведение всем обязано великой русской музыкальной традиции – традиции не только светской, но также, в историческом плане, и сакральной. Сердцевина «Страстей по Матфею» остается, безусловно, религиозной, и более того – литургической.

Как русский слушатель ощущает и переживает его?

Верующий человек прежде всего чувствует, что он входит в свою родную церковь и слышит службу Страстей Христовых, хотя слышит ее в непривычной манере исполнения – в сопровождении струнных музыкальных инструментов (заметим, исключительно струнных). Они, как оказывается, усиливают звучание «струн» голосов певчих – единственного «инструмента», допустимого в православной литургии. Музыка, посвященная Страстям Христовым, позволяет верующему человеку пережить Страсти совершенно по-новому.

Неверующий человек, как нам кажется, должен испытывать многообразные чувства, заставляющие его задуматься о том, что он переживает в этот момент. Музыка, которую он слышит, ему не совсем чужда, ибо укоренена и в великой западной классике. Но он никогда не переступал порог храма, вера христианская ему практически не знакома, и уже тем более не знакома ему литургия. О чем эти тексты, исполняемые к тому же на славянском языке, древнем богослужебном языке Русской Церкви? Почему единство текста и музыки так трогает его сердце?

Как никто не может остаться равнодушным перед иконой, так и здесь – всякий слушатель будет глубоко тронут услышанным. То же самое ощущаешь, когда взираешь на великолепную икону Дионисия «Распятие», которая осеняла оркестр и хор во время концерта. Даже если человек не понимает смысл этой иконы, он сознает, что в ней что-то большее, чем просто живопись.

Не все исполнители «Страстей по Матфею» и не все, кто прослушал это сочинение, станут верующими, но многие зададутся вечными вопросами. В этом и заключен скрытый смысл произведения. Ибо в Православной Церкви музыка, как и икона, есть лишь одно из многочисленных средств евангелизации. Первый и самый главный вопрос, который задаст себе даже неверующий слушатель: что же это за дух, который вдохновил такую музыку?

Ответ на этот вопрос слушатель найдет в литургических текстах, переведенных на его родной язык и предусмотрительно розданных владыкой Иларионом всем посетителям концерта. Неверующий человек откроет для себя в этих текстах то, что он уже не раз подсознательно чувствовал, находясь, к примеру, перед шедевром древнерусской иконописи, подлинное место которой – не в музее или частной коллекции, а в храме или домашнем киоте. Не являются ли все эти иконы видимыми выражениями одной-единственной истины – любви Бога к человеку?

В этом контексте музыкальный шедевр епископа Илариона становится одной из форм проповеди. Это подлинное приглашение всякому разумному человеку открыть для себя через красоту музыки «Страстей по Матфею» бессмертную ценность священных текстов, зазвучавших по-новому, и веру, которая их вдохновила. Быть может, это приглашение окажется востребованным не только в России, но и в других странах, где некогда посеянные семена Евангелия были впоследствии заглушены тернием мирских забот и суетных наслаждений.

Опубликовано в НГ-Религии от 21.11.2007