Встреча в давно сожжённом Храме. О двунадесятом празднике Сретения Господня

 
 
 

О смысле и богослужении праздника рассказывает петербургский историк богослужения Юрий Иванович Рубан.

Праздником Сретения Господня завершается цикл, связанный с Рождеством Христовым. Об истории и смысле этого двунадесятого праздника рассказывает петербургский ученый, литургист Юрий Рубан.

На пути ко Встрече

Двунадесятый праздник Сретения Господня есть не что иное как отдание Рождественского цикла. По торжественности совершения паломница Этерия (IV век) приравнивала его к Пасхе!

Встречи бывают разные. Одни из них проходят без следа и тут же забываются, другие остаются в сердце и памяти, а иногда определяют всю нашу дальнейшую жизнь. Но есть единственная в мире Встреча, не только сохранившаяся в Священной истории, но даже ставшая великим ежегодным христианским торжеством. Его архаическое название – Срђтенїе – так и переводится: «Встреча» . Об этой знаменательной встрече, происшедшей за несколько лет до наступления календарной «Новой эры», мы читаем во второй главе Евангелия от Луки. Попытаемся представить себе происходящее.

Две тысячи лет тому назад пыльная дорога между Вифлеемом и Иерусалимом была, как обычно, наполнена звучными аккордами дорожной суеты, – возгласами погонщиков, криками животных и скрипом колес. Благочестивые паломники и деловитые негоцианты, суровые римские легионеры и мирные поселяне двигались по ней в обоих направлениях. Ничем не выделялась среди других и скромная чета, совершавшая свой знаменательный путь уже очень давно – на исходе времён, именуемых теперь «ветхозаветными».

Юная мать с сорокадневным младенцем-сыном восседала на кротком ослике, мерившем каменистую дорогу своими дробными шажками. Ослика вёл под уздцы пожилой сухощавый мужчина, седовласый и седобородый, с печатью мужественного благообразия и нелегких житейских забот на загорелом челе. Кожаные сандалии на его ногах видели немало дорог, а простая одежда и огрубевшие руки выдавали в нём человека мастерового.

Этой четой были Иосиф и Дева Мария. После рождения Иисуса они смогли найти какое-то скромное пристанище и решили обосноваться в Вифлееме, на родине своих царственных предков. А теперь они направлялись в Иерусалимский храм, чтобы совершить предписанные в этот день законом Моисея обряды. Сорокадневный первенец посвящался Богу, а над матерью совершался обряд послеродового очищения. При этом в жертву приносили агнца (ягненка) и горлицу.

Мы не знаем, какие мысли владели Святым Семейством. Деву Марию, вероятно, волновал предстоящий обряд очищения. Её супруг наверняка сокрушался о своей бедности, не позволившей скопить денег на предписанного законом жертвенного агнца. Со смущением поглядывал он на сделанную им лёгкую деревянную клетку, предназначенную для двух «птенцов голубиных». Иосиф купит их на шумном торжище у Храма, и они станут заместительной жертвой, приносимой в этом случае бедными семьями (Лев. 12:8). Можно быть уверенным лишь в одном: ни Пресвятая Дева, ни праведный Иосиф не предполагали о скорой и знаменательной Встрече в Иерусалимском Храме, затмившей обязательные священные обряды настолько, что евангелист Лука упомянул о них лишь мимоходом: «Когда они совершили всё по Закону Господню, то возвратились… в свой город» (Лк. 2:39).

«Ныне отпуща́еши…» (О двунадесятом празднике Сретения Господня)

Переступив порог храмового двора, путники увидели величественного старца, шествовавшего им навстречу. Звали его Симеон. Этому таинственному мужу «было обещано Духом Святым», что он не умрёт, пока не встретит Мессию (Христа). Согласно средневековой легенде, Симеон был одним из переводчиков Библии на греческий язык. Переводя Книгу пророка Исайи, он усомнился в пророчестве о рождении Мессии-Эммануила от Девы (Ис. 7:14), был наказан за это томительным ожиданием и жил неимоверно долго – более трёх столетий! Учёный старец стал олицетворением всего Ветхого Завета, смысл истории которого воплощался в многовековом ожидании Спасителя мира. Симеон одряхлел и устал, его близкие давно ушли в мир иной, и он чувствовал себя одиноким и чужим на этой земле.

Но вот наступил день, замкнувший череду нескончаемых лет, и мудрец, пресыщенный днями, направился в Храм. В Сыне бедного плотника из Назарета Симеон сразу узнал всю жизнь ожидаемого Мессию. «Наконец-то! – вырывается вздох из его груди. – Совершилось! Я дождался Тебя, и теперь могу уйти, чтоб приложиться к праотцам».

Приняв Богомладенца на руки (и получив за это прозвище Богоприимец), сто́я на пороге Нового Завета, переступить который ему не дано, произносит он от лица ветхозаветного человечества знаменательные слова, ставшие молитвой и повторяющиеся за каждой «Вечерней» службой:

«Ныне отпуща́еши раба Твоего, Владыко,
по глаголу Твоему, с миром:
я́ко ви́деста очи мои спасение Твое,
е́же еси́ угото́вал пред лице́м всех людей:
свет во откровение языков,
и славу людей Твоих Израиля.»

«Ныне отпускаешь Ты с миром слугу Твоего,
исполнив слово Твоё, Владыка,
ибо видели очи мои спасение Твоё,
уготованное Тобою для всех народов –
свет для просвещения язычников
и славу народа Твоего Израиля»
(перевод С. Аверинцева).

Символика встречи бесконечно перерастает буквальное значение этого евангельского события, и оно становится встречей Ветхого и Нового Завета, оправданием и исполнением в Иисусе Христе древних мессианских чаяний. Для верующих иудеев Он – слава, а для пребывающих во тьме идолопоклонничества язычников – свет.

Прозревая ту борьбу, кот тся вокруг личности явившегося в мир Христа (ибо Его жизнь и проповедь станут камнем преткновения для многих), старец Симеон прибавил, обратившись к юной Марии: «И Тебе Самой душу рассечёт меч». Эти слова будут сопровождать весь крестный путь Богоматери: от обагрившихся кровью невинных младенцев ночных улиц Вифлеема до страшного холма со зловещим названием Голгофа («Череп»).

На этом земная жизнь Симеона завершилась. Он повернулся и решительно – «и поступь была стариковски тверда» – направился к вратам мрачного Шеола, чтобы возвестить и Исайе, в пророчестве которого он некогда усомнился, и всем его насельникам, что скоро всё изменится: долгожданный Мессия явился. Он станет Светильником всем – усопшим, живущим и ещё не родившимся.

<…> Он шёл умирать. И не в уличный гул
он, дверь отворивши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шёл по пространству, лишённому тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ Младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту чёрную тьму,
в которой дотоле ещё никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
(Иосиф Бродский. Сретенье)

Таково основное содержание и смысл праздника Встречи-Сретения.

Источник