Богослужения Великого Поста вновь и вновь призывают нас к покаянию и духовному перерождению. Но каким образом совершается это обращение-возвращение к Богу? Хотелось бы гостей сайта познакомить с мыслями отца Андре (Луф), одного из почитаемых духовных отцов современного монашества. Это интервью было опубликовано во французской ежедневной газете La Croix («Крест») в преддверии юбилейного 2000 года.
— На Ваш взгляд, в чём состоит покаяние как обращение в веру?
— Известны удивительные истории покаяния. Потрясающим было, например, обращение Шарля де Фуко и стольких других святых. Они состояли в том, что внезапно ты начинаешь принимать христианскую жизнь всерьёз. Обращение – это обращение ко Господу. Он открывает Себя через события твоей жизни, через услышанное слово, через Писание. Он даёт познать Себя каким-то глубоко личным образом, всегда новым, живым. Это открытие лицом к лицу. Можно было бы сказать, что раскаивает-обращает сам Бог. Гораздо легче обратить грешника, чем праведника, особенно если этого праведника весьма устраивает его состояние «праведника»! В духовной и монашеской жизни можно остаться с глубоким чувством самоудовлетворения от сознания того, что ты исполняешь свои обеты… Начиная с XVI века, в Церкви активно стали распространяться духовные учения, проповедующие подвижничество, аскетические усилия и подвиги. Фарисейство – извечное искушение для человека. Евангелие, напротив, недвусмысленно говорит: «Грешные и блудницы впереди вас входят в Царство Божие». В свою очередь преподобный Венедикт Нурсийский признаётся: «Я предпочитаю иметь дело с самой смиренной грешницей, чем самой превосходной девственницей!» Ибо и Мария была избрана Богом не за свою чистоту, а за смирение. Хотя по-настоящему смиренный человек не может знать о своем смирении. Если он узнаёт, то остаётся в стороне…
— В чем смысл поприща, которое предлагает совершить Церковь как прорыв к покаянию?
— Она требует от человека готовности предоставить себя Богу, ибо покаяние совершается не как следствие наших человеческих усилий. Предоставим Богу возможность явить Себя. Иисус, чтобы исцелить прокажённого, прикасается к нему. Предоставим Богу прикоснуться к той части нашего существа, которая поражена проказой. Наши добродетели лишь прикрывают её. За исключением тех добродетелей, которые действительно являются результатом действия Божественной благодати. Привычка испытывать чувство самоудовлетворения от самого незначительного достижения в области стяжания добродетели глубоко укоренена в менталитете христиан на Западе, где человек объявляется святым за «героизм своих добродетелей». Такие выражения меня шокируют! В богослужении праздника преподобного Антония Великого, первого монаха-пустынника, говорится о том, что он вел «героическую жизнь». Но латинское слово admirabilis указывает на чудеса Божии, на жизнь, в которой не оставалось никакого действия или поступка, источником которого было бы наше эго. Через немощи наши Бог спасает нас. Это всё, что я могу сказать.
— Нередко можно услышать о покаянии-обращении как перевороте в жизни человеческой личности…
— В еврейском языке слово shub, которое выражает идею покаяния-обращения, означает «вернуться домой», «повернуть обратно», «вернуться вспять». Оно противоположно греховному заблуждению. По-гречески metanoia — это духовный переворот, перерождение сердца. Обращение состоит в перемене не состояния, а ориентира: повернуться к Отцу, который ждет тебя на другом конце дороги, смотрит вдаль в ожидании малейшего жеста, малейшей мысли о покаянии. Но Бог не отягощает нас Своим ожиданием, Он освобождает. В известной притче, когда блудный сын возвращается и хочет покаяться, отец останавливает его на полуслове.
— Итак, о чем особенно следует помнить в эти дни?
— Нужно помнить о наших немощах, о наших сомнениях, но и более глубоко помнить о нашем крещении, через которое мы как лоза, привиты ко Христу. Мы приняли семена жизни, которую посеял в нас Христос, и эти семена должны прорасти в нас без ненужных усилий с нашей стороны. «Когда крестьянин бросает в землю семя, — сказано в Евангелии от Марка, — проходят дни, и семя растет само, и приносит плод» (Мк. 4, 26-29). Так происходит и с благодатью таинства крещения. Если, конечно, нам удается ничего не усложнять со своим стремлением к совершенству!
— То есть можно говорить о покаянии как об опрощении?
— Активизм в религиозной жизни может оказаться формой самообмана («прелестью»), если мы привыкаем рассчитывать не на силу Духа, а на свои силы. Еще 20 лет назад я не стал бы говорить столь резко. Но я видел, какое опустошение производит излишне активистская духовность: делай это и не делай того… Монашеская и христианская аскеза – это аскеза нищеты. Если покаяние-обращение происходит в сердце сокрушенном, Бог совершит всё остальное. Сокрушение сердца – центральный опыт, который учит нас всё предать Богу, чтобы Он мог действовать. Это указывает на расположение сердца, на то, чем должна быть наполнена эта активность.
— Предоставить действовать Богу – в этом и состоит последние обращение?
— Нередко мы превратно понимаем призыв св. Игнатия быть «созерцателями в делах». Дела не заменяют собой созерцания. Но в глубине поступков христианину надлежит иметь чуткий слух и глаз, внимательный к движениям Духа. Об этом говорят святые отцы. Бог дал нам способности и свободу. Если мы пользуемся ими для Него, принося их Ему в дар, всё получается. Но часто мы хотели бы иметь их исключительно для себя.
— Это извечный вопрос о делах?
— Я не против дел, если они творятся по благодати Божией. Эразм Роттердамский, современник Лютера, критиковал деградирующую схоластику. Он осмеивал тех, кто пересчитывать свои дела. Он замечательно сказал о том, что индульгенции воспринимаются катастрофически неверно! Многие христиане так и не открыли для себя милосердия Божия. Самый грешный человек уже прощён, если он взывает к Богу о милосердии. Бог простил наперёд, но чтобы прощение коснулось человека, который живет во времени, ему надлежит открыться, то есть попросить прощения. Как крик о бедствии того, кто чувствует себя ниже всего. Бог только этого и ждёт. «Будет больше радости на небесах об одном раскаявшемся грешнике, чем тех, кто не нуждается в обращении», — говорится в Евангелии. Существуют ошибки, которые кажутся непростительными. Прощение — это всегда чудо благодати.
— Итак «обратиться» или «быть обращённым»?
— Предать себя Богу, открыться любви Божией, которая путями последовательных «обращений» непрестанно нас приближает к Нему. Решающее обращение свершится в день нашей смерти.
— Во что обращаются?
— В милосердие. Как только тебе удаётся измерить глубину своей нищеты, становишься милосерднее к другим, перестаёшь судить. Грешников нужно любить.
— Какие конкретные действия вы предлагаете?
— Оказывать знаки смиренной любви, истинного чувства. Мы не отдаём себе отчета в том, насколько мы бываем высокомерны. С самыми благими намерениями и доброй волей в этом мире мы умножаем ошибки. Нам нужно изгнание нечистых духов из бессознательного, нам нужно исцелиться в самых глубинах души! Желаю, чтобы Церковь в XXI веке стала Церковью смиренной любви, милосердия. Сила Божия и состоит в этой смиренной прощающей любви.
— А для каждого отдельного христианина?
— Доверять милосердной любви, — сказала бы святая Тереза. Мы хотели бы, чтоб Бог поздравил нас с успехами и достижениями. Но Благая Весть несёт в себе неожиданный сюрприз: наши грехи уже прощены. Духовный опыт — это только предчувствие, предвкушение. Молитва, евхаристическая литургия — это предвозвещение нового неба и новых времен.
— Какие конкретные средства Вы могли бы предложить?
— Моменты сосредоточенности наедине со Словом Божиим, которое является лучшим инструментом обращения. Многие святые обратились, пронзённые Словом Божиим. Святой Франциск Ассизский сотни раз слышал: «Продай все что имеешь и следуй за мной!» Но это слово оставалось безмолвным. Между тем, каждое слово Божие несёт в себе эту силу, «нежную рану»: внезапно оно прикасается к нашей нищете. Я всё-таки настаиваю на первостепенной роли Слова Божия.
— А какие слова Вас лично пронзили?
— Я люблю, как в Евангелии от Марка о богатом юноше сказано: «Иисус, взглянув на него, полюбил его» (Мк. 10, 21). А еще взгляд Христа в момент отречения Петра: и тогда ученик опомнился (Лк. 22, 61). Несомненно, нам необходим взгляд Христа, чтоб обрести эту память.