Избранные места из переписки друзей — Лилии Николаевны Ратнер и священника Димитрия Сизоненко

***

Дорогой друг, смерть существует и она страшна. Ушедшие любимые остаются вовсе не в другой комнате, а в каждой клетке твоего тела, в кончиках пальцев, которыми больше не погладить волосы, на губах, которыми не поцеловать, в руках, которые могут обнять только пустоту, во внезапном пробуждении среди ночи: «Пришел! — Нет, и не придет НИКОГДА». А самое мучительное — в ужасных сожалениях о сказанных злых и НЕ сказанных добрых словах. Живешь, как будто идешь через реку по тонкому льду — над головой сияет солнце, а под ногами холодная черная бездна, и время от времени туда проваливаешься, вылезаешь и снова идешь. Но потом происходит чудо: сердце наполняется новой любовью, свободной от «иметь», как Вы однажды замечательно сказали, и теперь начинаешь понимать, что наши ближние — наше блаженство. Только пройдя через смерть.
Ваша Л. Р.

***

Дорогая, дорогая Лилия Николаевна! Вы совершенно правы. Смерть есть, и она ужасна. Она как зловещая тень небытия. Мы ведь взяты из небытия, его призраки нас неотступно преследуют, пугают и обольщают сердце. Но, к счастью, это не вся правда. Слова о губах, которыми не поцеловать, и руках, которые могут обнять только пустоту, вызвали целую вереницу призраков из прошлого.

Позавчера проповедовал о безумном богаче. История бедолаги, у которого непоправимо снесло крышу от богатства, нечаянно свалившегося ему на голову, натолкнула на странные мысли. Не думаю, что Господь говорит ему: «Ах ты, глупенький Дуремар!» Его безумие, неразумие, безрассудство состоит в том, что душа вдруг ослепла, перестала видеть смысл жизни. Ну что делать людям, которые годами лелеют мечту поскорее угодить в мышеловку беспечной жизни, «собирая для себя самого, а не в Бога богатея»?

Человек создан не для того, чтобы прозябать в одиночку. Но в нас живет какой-то инфернальный вкус к небытию, искушение не быть, отсечь себя от общения, перекрыть себе кислород. Бог привел нас от небытия к бытию, и голос этого небытия нас зовет и внушает смутное желание вернуться туда обратно. Богач из притчи одержим гордыней, хотя мы привыкли называть этим словом совершенно другие вещи. Например, называем гордыней завышенную самооценку, охотно отождествляем ее с тщеславием, с невинной гордостью житейской. Тем самым не видим ее подлинное безумие, которое входит в нас вместе с мыслью о самодостаточности, желанием освободиться от уз общения, замкнуться в одиночестве, наслаждаться жизнью без аппетита, пить без жажды. Зато это все — мое! Мы исходим от Бога и идем к Богу. Чтобы идти к Богу, быть от Бога, стать Богом, требуется смирение, а совсем не то, что нам внушает гордыня. Но что за пытка открывать свое сердце другому, зависеть от другого, обрести свое счастье в другом? Куда привлекательнее быть «счастливым» в одиночку, когда тебе не нужны никто и ничто. Но оказывается, что это иллюзия. Кто отсекает себя от мира, кто обособляет себя от ближних — в действительности осуждает себя на муки небытия.

С одной стороны, вера, надежда, любовь присущи нам от природы. Но по какой-то странной иронии душа непрестанно борется с ними. Нам кажется, что более полно мы сможем реализовать себя в неверии, в ненависти, в ожесточении, в неутешности. Беда героя притчи — в одержимости собой, своим богатством. Уже не он владеет свом богатством, а оно владеет им. Тогда как единственное обладание, заслуживающее внимания, — это способность располагать собой. Небесное богатство состоит в свободе от унылой самости, в готовности откликнуться, способности ответить с доверием и любовью. Наша самодостаточность, «самостояние» — это, скорее, бремя, чем власть. Зато смотрите, как Бог умеет вкладывать всего Себя, всю Свою любовь, радость, благоволение в Другого. Из катехизиса мы знаем, что по благодати крещения мы становимся детьми Божиими и наследниками небесных благ. Оказывается, что помимо земного наследства у нас, христиан, баловней судьбы, есть еще какое-то наследство, которое ожидает нас на небе. И уже Царство Небесное видится как надежный банк, в котором собираются для нас какие-то накопления. Но из чего состоит это наследство? Бог обладает только одним: Он есть любовь. Он умеет любить и дарить Себя. Наше наследство состоит в том, что мы можем унаследовать от Него эту способность. Вот какое чудесное наследство. Вот почему единственный знак, что мы перешли от смерти в жизнь, — это когда в нашем сердце живет любовь к нашим ближним.
Свящ. Дм. С.

***

Из Ваших посланий дошло то, где о вечном и о замечательном протестантском пастыре — бывшем бандите (настоящее чудо о благоразумном разбойнике). В прошлое воскресенье говорил о сыне Наинской вдовы.

Образ умершего и воскресшего юноши опять вынес меня задать людям вопрос об их истинном желании, о мечте. Аудио выложено на нашем сайте.

Кто-то был в восторге, потому что вдруг вспомнил нечто очень важное, кто-то остался в растерянности. Как ни странно, несколько человек даже попросили так или иначе помочь им вспомнить свою детскую мечту.

О мечте сказано много банальностей, проводятся целые тренинги.

Но мечта — это такая странная вещь. «Вся Премудростию сотворил» — ведь в каком-то смысле говорится о том, что в начале у Бога была фантазия, мечта.

Конечно, я об этом не сказал, но все-таки… Благодаря ей мир приходит из небытия в бытие. В ней какая-то совершенно колоссальная сила, божественная сила.

Разве не странно, что в нас умирают целые миры просто потому, что сердце омрачают чуждые влияния, призрачные страхи, надуманные проблемы и т.п. Просто потому, что не хватает фантазии и мужества мечтать и творить вместе с Богом.

Итак, живописцы, окуните ваши кисти! Тогда, посреди осенних деревьев, я почему-то увидел гребцов, которые опускают в темную воду весла.
Свящ. Дм. С.

***

Ах, дорогая Лилия Николаевна!

Едва справляюсь со всякими повседневными хлопотами, поэтому никак не сесть за письмо. Вчера слушал запись радиопередачи о. Александра Меня о Моисее. Потрясающе. Как Вы говорите, вот уж мастер живого слова.

И слушая его, всегда так хочется научиться жить в каждый момент осмысленно и свободно.

Сегодня читалась история о десяти прокаженных. Такая знакомая, обсуждавшаяся много раз так, что на ней места живого уже не осталось. Сначала была тропинка, по ней люди стали ходить взад-вперед, вдоль-поперек, и постепенно все превратилось в вытоптанную площадку. Так происходит и с Евангелием. Хотя в этой истории такой потрясающий контраст между их тоской, чтоб хоть кто-то взглянул бы на них по-человечески, с состраданием и холодным, законническим ответом («покажитесь священникам»). Пусть они засвидетельствуют факт исцеления, которое… пока еще не свершилось, о котором они прямо не просили, которого вообще-то никто и не обещал. Тот прокаженный, которому удивление и чувство благодарности помешали дойти до Иерусалима, неожиданно для себя оказывается у ног истинного Первосвященника, в преддверии Нерукотворного Храма.

Приближается Рождество, и, чтоб внести живую струю в преддверии праздника, в проповеди напомнил братьям-сестрам историю Инносента Смита из романа Честертона «Жив человек».

Честертон создает замечательный образ человека, который хотел бы сохранить живым то чувство, которое он испытывает к своей жене. И каждый год вновь и вновь завоевывает ее любовь посредством переодеваний и разных приключений.

Пресса будоражит умы тревожными сообщениями о том, что в Англии растет число похищений молодых женщин. Начинается расследование. Публика в нетерпении. По подозрению арестован молодой господин, и вдруг открывается, что в похищении всех этих женщин виновен один и тот же человек. Разбирательство продолжается, пока вдруг не выясняется, что все это время похищали… одну и ту же женщину.

Бог — как этот дерзкий влюбленный, назначает нам самые невероятные свидания, в самых неожиданных местах: у ворот неизвестного селения, в лице случайного встречного, под видом хлеба и вина, в лице плачущего ребенка, в лице занудного старика и т.п. Едва мы Его узнаем, привыкаем и начинаем принимать Его в одном образе, как Он приходит в совершенно новом обличии и в новых обстоятельствах жизни.

Словно озабоченные и пугливые старые девы, мы можем только возмущаться каждый раз: ах, какое безобразие! Но разве Он не предупреждал? Мы каждый раз ошибаемся в своих расчетах, а Он приходит внезапно и видит наше сердце — такое несчастное, негостеприимное, отяжелевшее от скорбей, опустошенное безлюбием.

Но однажды этому все-таки настанет конец. Однажды мы вступим в эту увлекательную игру, научимся играть с Богом, испытывая ту же радость, умея плутовать с той же нежностью, что и Он. И когда следующее испытание, которого мы заранее или вообще все это время боялись, подойдет к нам со странным и неприятным лицом, мы тихонько приподнимем покров, чтоб улыбнуться Жизни, и услышим в ответ знакомый голос Возлюбленного: «Вставай, иди! Вера твоя спасла тебя».
Свящ. Дм. С.

***

Дорогой друг!

«Беру кусок жизни, грубый и бедный, и творю легенду, ибо я поэт», — это ведь и о Вас сказано! Вы сумели на вытоптанной земле сотворить цветущий сад из сочувствия, сострадания, любви и изумления! А Бог, играющий с нами в прятки! Это же надо придумать! Все всегда считали, что Он строго предупреждает: «Приду, как тать в ночи», мол, не расслабляйтесь! А Он, оказывается, завлекает, заманивает, временами прячась, но не исчезая совсем, не давая Себя забыть, и мы оказываемся вовлеченными в волшебную игру. И не важно, что в этой игре и Он, и мы оставляем на снегу кровавые следы, тем дороже мы друг другу! Ваше письмо заставило меня просмотреть весь мой путь к Нему. И, правда — все так и было! Временами теряешь Его из виду, впадаешь в панику, думая, что Он оставил тебя совсем, а Он вдруг является с улыбкой, и жизнь расцветает!
Ваша Л. Р.

Опубликовано в журнале «Дорога вместе». 2009. №4