Театр — нравственная кафедра

«Каждый христианин может ­что-то принести в свою общину? А мы? Мы можем принести спектакль». Так говорят создатели театрального полотна «Чехов. Сцены из жизни» по мотивам пьесы «Дядя Ваня», который был показан и в Просветительском центре Феодоровского собора. О жизни, творчестве, вере и о новом спектакле мы поговорили с режиссером Романом Грибковым и его супругой, актрисой и театральным педагогом Марией Маркеловой.

Друг о друге

Роман: В моем представлении о Маше эти два понятия, человек и профессионал, взаимосвязаны. Наверное, потому что наша любовь возникла, еще когда мы учились в театральном институте. Я помню её еще во время вступительных экзаменов: как она со шляпой плясала, какое стихотворение читала.

Для меня самое важное в Марии то, что она меня всё время заинтересовывает: и как женщина, и как профессионал. Мне с ней приятно общаться и никогда не скучно. Она умная, красивая и в меру заботливая.

Мария: А у меня к Роме всегда очень высокие требования, как к супергерою. Мне кажется, он всё может. Я бы очень удивилась, если бы он сказал, что ему ­что-то не под силу. В течение всей нашей совместной жизни Рома постоянно удивляет меня новыми гранями своей личности, характера. Например, после съемок в фильме «Ржев» он принес фильм, который они с товарищами сняли буквально на коленке в перерывах основного съемочного процесса. Маленький трехминутный фильм о вой­не снят на смартфон на основе собственного сценария. Потом профессионалы сделали цветокоррекцию, озвучку, мне дали спеть в конце. И получился маленький художественный фильм. Называется «Половинки», его можно посмотреть на YouTube.

Когда речь зашла о постановке спектакля «Дядя Ваня» (который сейчас идет под названием «Чехов. Сцены». — Прим. ред.), я очень сомневалась. Мне было странно представить, как мы самостоятельно перейдем на профессиональную стезю. А Рома всё взял на себя. Он был не только режиссером спектакля, но и его продюсером, осуществлял подбор актеров, встречался с художником, сам делал декорации, реквизит.

О спектакле

— Как возникла идея совместного творчества — создания спектакля «Чехов.Сцены»?

Роман: Всё в моей жизни происходит спонтанно. Чехов — один из любимых авторов. У меня уже был опыт работы с этой пьесой в другом театре. И так оказалось, что вокруг меня собралась компания актеров, подходящих для каждой роли в этой пьесе. Конечно, меня волнует сам сюжет произведения. Как и во многих пьесах Чехова, в «Дяде Ване» находят отражение христианские мотивы и смыслы, о которых так или иначе постоянно размышляешь.

Мария: Кроме того, мы находимся в возрасте дяди Вани, мы понимаем всё, о чем там написано. Это пьеса уникальна тем, что в ней представлены все поколения с разницей в возрасте приблизительно в 10 лет, от 20 до 70. Интересно разбираться и раскрывать темы возрастных взаимоотношений.

О театре и кино

— Роман, сейчас вы в большей степени киноактер. Является ли для вас постановка спектакля возвращением к театральным истокам? Есть ли для вас особая привлекательность театра по сравнению с кино?

Роман: Да, конечно. В театре самое интересное — это репетиции. Во время репетиций нарабатываешь квалификацию, мастерство. Размышляешь о персонаже, словно раздвигаешь свое сознание. А в кино сейчас почти не репетируют. От тебя требуется предъявить набор профессиональных качеств, умений, навыков. Там нет возможности учиться. Театр в большей степени дает возможность для профессионального роста, позволяет делать это глубже, вдумчивее, не суетясь.

Мария: Спросите у Романа, какой он режиссер, как он к актерам относится.

Роман: Мне кажется, я их очень люблю. Мне важно в работе над постановкой отталкиваться от актера: от его органики и философии, внешности и заинтересованности.

Мария: А еще Рома очень терпеливый.

О самостоятельности

— Роман, в спектакле «Чехов.Сцены» вы выступили не только как режиссер и актер, но и как непосредственный создатель декораций и реквизита. Не почувствовали ли вы в этом некую театральную естественность, своего рода первобытность, когда всё для спектакля создается собственными силами?

Роман: Да, так и есть. Однако для нас это не было в диковинку. В нашем окружении есть люди, которые уже шли этой тропой. Наш педагог по речи Александр Янович Стависский так же начинал свой кукольный театр: сам всех кукол вырезал. А поскольку я достаточно смелый человек и мгновенно принимаю решения, я просто начал это делать. Такой уж у меня характер. Кроме того, у меня есть профессия художника-­реставратора изделий из дерева. Еще до поступления в театральный я окончил реставрационный лицей. Поэтому умею ­что-то делать своими руками.

Собственное дело дает тебе право мыслить самостоятельно. Не завися ни от кого, становишься творцом, художником, философом. В этом и прелесть: тебе никто не диктует, как надо понимать Чехова.

Об авторском тексте

— Современный театр достаточно вольно относится к авторскому тексту. Зачастую мы видим на сцене режиссерскую интерпретацию «по мотивам», которая может далеко отстоять от оригинала. Вы же относитесь бережно к авторским смыслам.

Мария: Да, к авторским темам и смыслам мы подходим с почтением. Самая главная задача — сохранение мысли. Разгадать её и донести до зрителя — самое ценное. Ведь столетия проходят! Астров в пьесе говорит: «Те, кто будут жить после нас, через 100, 200 лет — помянут ли они нас добрым словом?» А ведь это же мы — те, о ком говорил Чехов в этой пьесе! Когда начинаешь разбирать и постепенно понимаешь это, словно проходишь сквозь портал времени. И одна из задач творчества — создание художественного образа через разгадку первоначального художественного образа. Как в христианском мировоззрении — видеть во всем первообраз. Это даже потребность человеческая. Очень важно совпасть со зрителем в восприятии первоначальной идеи. Чем точнее мы угадываем её и чем точнее преподносим зрителям, тем лучше они её поймут.

О преподавании

— Мария, значимое место в вашей жизни заняла педагогика. Вы преподаете актерское мастерство детям и взрослым. Были ли у вас неожиданные открытия в этой работе?

Мария: Я стала преподавать почти сразу после окончания театрального института. Нашему старшему сыну Степану было девять месяцев, когда мне позвонил наш педагог Семён Семёнович Сытник и сказал: «Хватит сидеть дома, иди работать». Во Дворце учащейся молодежи была театральная студия, она стала моим первым местом работы.

Сейчас я преподаю актерское мастерство онлайн. Когда ко мне приходит ребенок, молодой человек или взрослый, я радуюсь: я могу поделиться с ними тем, что люблю. Мой любимый жанр среди речевых — художественное слово. Им можно заниматься онлайн: можно вместе читать, репетировать, готовить номер.

Я доверяю способу работы онлайн, поскольку есть результат, прогресс, раскрытие творческой личности. Однажды ко мне пришла девочка 11 лет. Через пару месяцев нашей работы она стала победителем на грантовом конкурсе в жанре «Художественное слово» среди 2000 конкурсантов. Это победа была не только для нее, но и для меня.

Работа с текстом — это словно работа с матрицей. Нужно разгадать авторские смыслы в художественном слове. Это всегда открытие. Работа не прекращается, даже когда номер готов: и после можно найти новые смыслы. Грани личности автора и исполнителя многообразны, их можно долго искать и полировать. Я считаю, что в этом мы похожи на садовников: мы выращиваем тему, номер. Художественное слово — это маленький чтецкий театр, моноспектакль. Это всегда создание художественного образа.

— А еще вы написали книгу «Актерский тренинг не только для актеров».

Мария: Книга — это моя гордость. Её первую редакцию от начала до конца придумала я: и текст, и оформление. У меня родился второй ребенок, и 40 бессонных ночей, чтобы не сойти с ума, я писала книжку. Она составлена на основе программы, которую я разработала, когда 20 лет назад пришла в педагогику. Первая редакция книги вышла тиражом всего 40 экземпляров, с её изданием помогал Рома.

Потом я решила выпустить вторую редакцию, в нее также вошли заметки, которые я публиковала в одной из соцсетей. Появился целый раздел под названием «Контрамарка для блогера»: как выйти в эфир, не бояться, как удержать аудиторию.

О вере

— Героиня пьесы Чехова «Три сестры» Маша говорит: «…человек должен быть верующим или должен искать веры». Расскажите, о вашем пути к вере.

Роман: Я считаю, что делаю только первые шаги на этом пути. В этом смысле я не уникален, Господь пришел в мою жизнь именно как Спаситель. Я за Него хватался, когда мне было плохо. И помощь приходила ко мне именно философией христианской и через людей, которые мне помогали. Мой путь к вере — это путь человеческих ошибок и попытка их исправить.

Когда встречаешься с таким явлением, как вера, понимаешь, что её нельзя ни спрогнозировать, ни систематизировать. Она, как стихия: как море, как ветер. Конечно, и от тебя многое зависит, но в ­какой-то момент понимаешь, что как личность больше уже ничего не можешь, ты всё сделал: что надо и что не надо. А дальше — что? И в это время приходит помощь свыше.

В моем случае — через открытие христианства, хотя оно и было в моих корнях: оба моих прадеда были священниками. Но дальше — ни бабушка, ни дедушка не были верующими, и, соответственно, не было в семье ни соблюдения молитвенных правил, ни посещения храма. Таковы были обстоятельства жизни в то время. Однако я убежден, что, как ни скрывай, зерна веры всё равно в семье остаются. И спустя годы это пришло ко мне — уже как помощь. Чтобы выжить. Вера — как посох, на который можно опереться, когда устал и когда тяжело.

Мария: А меня привела в христианство моя старшая подруга. Она мне рассказывала о своей вере, о храме, который посещала. И в 16 лет я крестилась, это было мое самостоятельное решение. Но воцерковляться я стала, только когда попала в Феодоровский собор. В самом начале этого пути мы участвовали в совместном выезде с другими прихожанами в Гатчинский район на место, где ­когда-то была часовня, а потом образовалась помойка. Четыре дня мы вместе с батюшкой расчищали это место, доставали мусор, докопались до слоя аж 1970‑х годов! Там были жестяные банки из-под сгущенки, тушенки этого времени.

Мы обнаружили фундамент той часовни, и через четыре дня там была отслужена Литургия. На меня это произвело очень сильное впечатление. Я почувствовала, что я — соль земли, и я могу ­что-то изменить. Это каждый из нас почувствовал. До сих пор, когда мы видим друг друга в Феодоровском соборе, мы бросаемся друг другу в объятия, мы рады видеть друг друга. Это особое братство, возникшее через общий труд и общую молитву.

А когда Рома попал в сложную ситуацию, мы с подругой поехали в паломничество в монастырь, и там я её спрашиваю: «Как ты думаешь, это вообще помогает — то, что мы сейчас делаем?» На что она поворачивается ко мне и говорит: «Посмотри, сколько нас! Нас — армия!» И тогда в меня вновь влилось ощущение того, что с Богом я многое могу.

Уже 13 лет в нашей жизни есть Феодоровский собор. В нем мы покрестили наших младших детей. Там мы с Ромой прошли оглашение, а сейчас я пошла на богословские курсы. Наш путь к вере не прекращается. И я думаю спектакль «Чехов.Сцены» — это тот же путь. Путь к Богу.

Решение сыграть спектакль в Просветительском центре Феодоровского собора было абсолютно естественным. Как у первых христиан: что мы можем принести в общину? Мы можем принести спектакль.

О преображении

— Роль подчас требует существенного преображения как внешних черт, так и характера. Но вот роль сыграна, и ты снова остаешься самим собой. Христианская жизнь подразумевает путь постоянного преображения: от ветхого человека до приближения ко Христу. Были ли в вашей жизни моменты преображения, о которых вы можете сказать, что после них вы перестали быть прежними?

Роман: В актерском деле существует скорее перевоплощение, а не преображение. Оно тоже требует труда и больших усилий, но ­все-таки это проще.

Как раз в «Дяде Ване» мы стремимся к преображению. Это основная мысль нашего спектакля. Все персонажи этого спектакля преображаются, изменяются. Необходимо, чтобы это происходило с каждым из них.

Мария: Такова особенность русской литературы. Во всех великих произведениях герой обязан пройти духовный путь и преобразиться. Это то, чего интуитивно в течение всей жизни ищет каждая человеческая душа.

Мне кажется, моментом преображения для меня стало материнство. Я не думала, что кроме старшего сына Степана у нас будут еще дети. Только воцерковляясь, я поняла, что хочу физически проявить свою любовь к семье: к мужу, к сыну. Семья для меня стала иметь другую ценность. Я поняла, что нам нужен второй ребенок. Очень долго я вынашивала эту мысль, прежде чем смогла сказать Богу: «Да, я готова»

Разница между нашим первым и вторым ребенком — 15 лет. Я была уже достаточно взрослая женщина. В то время я была в группе по чтению Псалтири в Феодоровском соборе. Когда пришло время рожать, я написала им. Я знала, что в этот момент за меня молится человек сто. И я очень это ощущала. Я была как будто за руку ­кем-то поддерживаема, и рождение Лени прошло наилучшим образом.

А в этом году с Леней случилась беда, он попал в реанимацию. Опять за него молился весь Феодоровский собор. Мне моя подруга сказала: «Не волнуйся, мы стоим молитвенной стеной». За годы воцерковления я научилась чувствовать молитвенную поддержку. Возможно, это преображение не столь значимо, лишь крупинка. А может, наоборот — самое важное, что случилось в моей жизни.

Третий ребенок к нам уже бонусом пришел. Было ощущение, что это было не от нас, а словно дано нам было.

Роман: Преображение в моей жизни — это как появившийся вдруг лучик света. Как Астров в «Дяде Ване» говорит: «Когда идешь темною ночью по лесу, и если в это время вдали светит огонек, то не замечаешь ни утомления, ни потемок, ни колючих веток, которые бьют тебя по лицу…»

В моей жизни этот огонек зажегся в конце концов. Преображение — это события моей жизни. Например, когда меня поддержали друзья. Хотя, как мне казалось, я не был достоин этой поддержки. Я был слаб, эгоистичен, безответствен. Я провалил работу, на которую вызвался. Меня надо было взять и выкинуть. А меня поддержали, помогли.

Или внезапное ощущение присутствия Святого Духа. Я не могу сказать, что на меня хлынул поток света, зазвонили колокола, запели ангелы. Нет, это не описать словами. Я просто ощутил благодать и очистился: чуть-чуть, на крупицу, но очистился.

О трудностях

— Трудно ли актеру оставаться христианином?

Роман: Христианином вообще сложно быть. Не думаю, что актерская профессия отличается в этом смысле от любой другой. И полицейскому, и врачу, и педагогу сложно быть христианином.

Как это ни удивительно, чем крепче вера, тем проще в профессии. Если же профессия начинает веру поджимать, то это беда не профессии, а твоей личности.

Мария: Мне кажется, с Богом проще. А актерская профессия очень даже душеспасительная.

Об учителе

— В актерскую профессию вас ввел мастер вашего курса Игорь Горбачёв, народный артист Советского Союза. Что самое главное он передал вам, что позволяет вам сейчас называть эту профессию душеспасительной?

Роман: Да, мы закончили «Школу русской драмы», созданную усердием Игоря Олеговича. Своим студентам он всегда говорил, что театр — это нравственная кафедра, и этого важно придерживаться. Его лозунгом было: «Театр должен научить, помочь, спасти».

Мария: Нельзя опускаться до пошлости, даже если она и преобладает в обществе. Актер должен не опускаться, а поднимать за собой. Это несут его ученики из поколения в поколение.

Беседовала Наталья Савельева для журнала «Вода живая»