Уважь всех, а себя последней – будешь самая счастливая в жизни

В Нижнем храме, сразу у входа, находится церковный магазин. Его распорядительница – Татьяна Борисовна Маслова. Люди, пришедшие в храм, обращаются к ней по самым разным вопросам: как правильно подать записки, какую литературу почитать, перед какой иконой поставить свечу. Да и за житейский советом нередко обращаются.  Но не все знают, что Татьяна Борисовна не просто работает в церковном магазинчике.  Она – свидетель и участник возвращения жизни в Феодоровский собор и его восстановления.

Детство

Родилась я в 1945-м году в Ленинграде в семье военных. Мой дедушка был инженером в царской армии. Потом его признали врагом народа. Отправили в Магнитогорск. Там какая-то авария случилась, после которой ему ещё срок добавили. Он рассказывал, что везде по специальности работал. А потом на поселении в Сибири жил.

Вернулся в Питер, когда ему было 80 лет. Бабушка тогда спросила, не обидно ли вот так не по своей воле прожить всю жизнь вдали от дома, от родных? А он ей ответил: «Какие обиды? Меня сегодняшний день радует. Я ехал через всю страну на поезде. Какая хорошая молодёжь! Как все вокруг поднимается! Страна шагает вперёд. А всё остальное, наши обиды – ядовитое зелье, что они стоят?» Это был 1952 год.

Бабушка у меня верующая. Я спала в её комнате. Проснёшься утром – она молится. Долго, больше часа, наверно. А за стенкой мама молится.

С 10 лет меня брали на ночную службу на Пасху в Князь-Владимирский собор. Помню два круга охраны стояли, солдаты и милиция. Но не потому, что не пускали в церковь. Просто боялись хулиганства.

Мы жили на Петроградской стороне. Был такой случай. Обнаружили бомбу в подвале нашего дома. На Пасху, кстати. Это уже шестидесятые годы были. Бомба во время войны туда попала, её не заметили, трещину, которая образовалась, замазали. А потом трещина по всему дому пошла, эркер обвалился. Вот и обнаружили. Нас расселили на несколько дней. И я помню, как эту бомбу вывозили военные.

Училась я в обычной советской школе. Крестик мне бабушка в подол платья зашила. Никто не спрашивал, верю ли я в Бога. Никого это не интересовало.

Больница

Закончила первое медицинское училище, зубоврачебное отделение. Но зубным техником быть не захотела.  Специализацию прошла по реабилитации психиатрических больных. И всю жизнь проработала в психиатрической больнице при Лавре.

У душевнобольных людей много проблем. Если на работе узнают о таком диагнозе, то между человеком и остальными возникает барьер. И человеку трудно остаться в своей специальности. Да и в семье боязливо относятся. Как  в этой ситуации не потеряться, найти себя по-новому? Сам человек сориентироваться не может, он критики не имеет. Поэтому надо ему помочь.

Я много всего делала, чтобы пациенты чувствовали себя людьми. Заказывала экскурсии, мы ездили и в Павловск, в другие пригороды, по городу. Водила их в храм в Духовную академию на праздники или по другим поводам. Собиралось человек тридцать. Заранее покупала свечки, раздавала, и мы шли через парк ночью. Были больные, склонные к побегу, но ни разу никто не убежал. Когда они шли все вместе на службу, это были братья и сёстры.

В Духовную академию ходили по вечерами на всенощную. Душевнобольные не могли видеться со своими детьми в больнице. И мы договаривались о неформальных встречах. Папы или бабушки приходили на службу с детьми. Там мамы могли с ними пообщаться.

Делали праздники, концерты. Из Германии присылали гуманитарную помощь. В том числе вечерние туалеты. Ведь выступать в халате, стоптанных тапках как-то желания нет. Но когда люди могли причесаться, переодеться в красивое платье, у них сразу возникало другое состояние. Это же очень важно, когда у женщины есть возможность посмотреть в зеркало, почувствовать себя красивой.

Ко всем можно подход найти, если с любовью. Сестры жаловались, что больные не хотят помочь в уборке. А я брала чашу с водой, сама начинала мыть, и тут же находились помощники, все хотели поучаствовать. Это называется партнёрство.

Больница наша находилась в бывшем Антониевском духовном училище. Отец Владимир Сорокин приходил туда служить молебны. Часовня была сделана посреди коридора. Я распечатала на компьютере молитвы, и больные могли их почитать. Посадила цветы, повесила картины. Много было таких случаев, когда даже агрессивные больные, которых мимо вели санитары, перед аналоем с иконой падали на колени, а потом спокойно шли дальше сами. Искра Божия, которая есть в душе каждого человека, в тот момент касалась их.

Многие наши пациенты выглядели очень бедно. Больница не могла их обеспечить хорошей одеждой и обувью. Даже стишок такой придумала к КВНу: «Собираемся гулять, все наши боты 45». А ведь у больных родственники были, которые за них пенсию получали. Я беседовала с ними, чтобы самое необходимое хотя бы покупали. Тапочки нормальные, рейтузы, чтоб зимой не с голыми ногами гулять. Всё можно сделать при желании. Это больные люди, но они люди.

Реабилитация складывается из многих пунктов. Прежде всего это апелляция к личности больного, апелляция к его родственникам, налаживание связей между ними.

У нас работала психолог, убеждённая атеистка. Вела себя с больными некорректно, обижала их. Я ей сделала замечание. А позже, когда у нас был медосмотр, она увидела, что я ношу крестик. И говорит: «Почему вы носите крест, вы же культурная женщина?»  А я ответила: «Вот поэтому и ношу, что культурная».

Прошли годы, и она ударилась в религию. Стала ходить в каких-то страшных одеяниях, говоря, что батюшка её на это благословил. Я ей тогда сказала, что кто же это благословляет уродовать природу? Надо наоборот – поднимать себя и других, а не опускаться. Что я всегда и старалась делать и в больнице, и везде.

Не было страха перед больными никогда. Как-то прихожу, женщина лежит привязанная.

Медсестра на посту говорит: «Татьяна Борисовна, вы не подходите, она ударит, она агрессивная». Я спрашиваю, сколько она так лежит?  – Давно. –  Так если вас так положить, то вы не только агрессивной будете, плеваться начнёте.

Я подошла к той женщине и говорю: «Давай развязываться». Она на меня посмотрела и заплакала. Я развязала её и чаем напоила.

Агрессии не бывает, если человек понимает, что ты к нему относишься так, как он хотел бы. Это называется эмпатией. Ты разделяешь с ним его чувства, и он на это откликается. Спокойно, приветливо садишься к нему, начинаешь говорить. Всё сразу становится по-другому.

Семья

С мужем были знакомы с детства. Наши мамы дружили, вместе ходили в церковь. Его мама была дочерью священника Николая Бельтюкова, которого расстреляли вместе с семьёй 30 декабря 1918 года. Выжили только две девочки. В 2000 году протоиерей Николай Бельтюков был причислен к лику новомучеников и исповедников Российских.

Муж сначала жил на Севере, работал штурманом, потом преподавал в Таллине, в Высшем мореходном училище. Его уже нет с нами 10 лет. Двух сыновей тоже нет. Но есть их продолжение, внуки и правнуки.

Феодоровский собор. Начало

С отцом Владимиром Сорокиным мы познакомились в Духовной академии. Он ректором был долгие годы. А у меня подруга там работала хранительницей икон. В то время поступало много конфиската из таможни. Я ей помогала разбирать его перед отправкой на хранение.

Отец Владимир в начале 90-х годов озаботился судьбой Феодоровского собора, на территории которого тогда был молокозавод. Куполов на здании не было, внутри всё перестроено, а сама территория была грязная и заброшенная.  Отец Владимир пошёл к правящему митрополиту, все рассказал.

Встал вопрос о возвращении   собора Русской Православной Церкви. Это произошло ещё очень нескоро. Но приход был зарегистрирован сразу. И настоятелем назначен отец Владимир.

Батюшка тогда нам сказал: «Как же быть, там столько народу работает, что же их всех теперь на улицу?» Время было очень трудное, 90-е. И решили, что временную часовню поставим, Феодоровской иконе Божией Матери.

Много было проектов разных. Выбрали проект архитектора Георгия Васильева по образцу XVI века, Храм-маяк на реке. И наша часовня стала «Храм-маяк у дороги». 28 марта 1998 года она была освящена как храм святых Новомучеников и Исповедников Российских.

Строил отец Владимир часовню своими руками, а мы ему все помогали. Штукатурили, крыли крышу. Было очень холодно и сыро. Иконостас расписали его ученики из иконописной школы при Духовной академии, художники ленфильмовские, ставшие иконописцами.

Иконостас уже стоял, когда в окна еще не вставили стекла, а было очень холодно и сыро. И чтобы сырость на него не перекинулась, батюшка сам отштукатурил алтарь. А когда мы поднимали купол, оторвалась металлическая пластина. Отец Владимир перевязался, залез наверх и всё устроил.

С колоколом интересная история. У нас на даче храм был. Когда его стали переделывать под артель игрушек, колокол сбросили на землю. И мой папа купил его и привёз домой на телеге. А мама говорит: «Зачем ты его купил?» Папа ей ответил: «Наталья, ты не поверишь. Когда колокол ударился о землю, у меня слёзы покатились из глаз. Я вспомнил маму свою, погибшую в ссылке за веру. И решил, что заберу его».

И вот этот колокол у нас стоял на даче. А когда стали ходить металл воровать, мы его в город перевезли. И стоял он у меня рядом с кроватью. Колокол тот пропиленный был. В 30-е годы их пропиливали, чтоб меньше звона было. Папа его потом отвёз на работу, там его запаяли.

В 94-м году отец Владимир говорит: «Всё у нас хорошо, только колокола нет». А я отвечаю: «Есть колокол, настоящий, церковный, от храма Троицы Живоначальной».

А в храме Троицы Живоначальной Ипатьевского монастыря умоляли Михаила Романова на царство. То есть это был мостик от первого Романова сюда.

На Пасху в 94-м году мы этот колокол подняли на храм святых Новомучеников и Исповедников Российских.

В церкви ангелы красные

Был такой случай в маленьком храме. Сижу я вечером одна, вдруг два парня вбегают. «Бабушка, где тут разборки?» – «Ребята, – говорю им, – вы чего разбирать-то собираетесь?» «Нам сказали, что в церкви машины разбирают». Я говорю: «В церкви служат, а не машины разбирают, обойдите большой собор без купола, там спросите». Направила их на стоянку для машин, видно, о ней речь шла.

А в большом храме в то время молокозавода уже не было. Там масло вологодское из пальмового варганили, уксус разливали, китайцы штаны шили.

На освящении храма Новомучеников в 98-м со мной внук был, маленький ещё совсем. И исповедоваться пошёл к отцу Александру Степанову. Исповедовался и причастился. А домой, когда пришли, говорит мне: «Смертный грех у меня был». – «Да какой же?» – спрашиваю. – «Мальчишки нашли в поле гнездо с птенцами и забросали его землёй. И я бросал. А птичка всё летала и летала над нами».

А потом он нарисовал церковь и дом. И ангелов красных и жёлтых. Сказал, что дома ангелы жёлтые, они не могут покраснеть, а в церкви красные.

Храм святых Новомучеников и Исповедников Российских, который мы построили, — это их Церковь Небесная. Они Бога любили искренне, всем сердцем и шагнули Ему навстречу. Владыка Михаил ответил, когда ему задали вопрос «Как вы относитесь к смерти?» – «Сколько Господь отвёл, проживу, а смерти буду рад. Я всю жизнь шёл к Нему». И новомученики жили с таким же посылом.

Чудеса

Все эти годы в августе украшаю Феодоровскую икону Божией Матери на Престольный праздник, подбираю цветы. И вот однажды во время этого занятия небо будто светом особым озарилось в стеклянном окне под потолком. Я думаю, что ж такое? На улицу вышла, небо голубое, молний нет.  А перед храмом вся трава по кругу причёсанная вдруг стала, будто её утюгом прошли…

А ещё было чудо зимой на Новомучеников. Отец Александр выходит из алтаря, в руках у него красные гвоздики, а на них сидит большая бабочка-махаон и крыльями машет. В храме минус шестнадцать. Бабочка сидела так всю всенощную и раннюю литургию, а потом исчезла.

Всё небо со мной, кого мне бояться?

Часто оставалась в храме одна, и в маленьком, и в большом.  Ни разу никто плохой ко мне не зашёл.

Однажды пришел парень, весь в тюремных наколках.  Сел и говорит: «Бабушка, не страшно тебе здесь одной?» Я отвечаю: «Что ты, милый, всё небо со мной. И ты ещё пришел. Кого бояться?» Он говорит: «Конечно, со мной можно куда угодно».

Сюда разные люди приходят. Я к любому могу подход найти. Если плохо себя ведёт, так и выведу. Он потом ещё спасибо скажет, придёт, извинится. Важно человека не обидеть. Для этого надо узнать, как он себя чувствует, что у него произошло, почему он пришел в церковь. Просто так ведь в церковь не заходят. Бабушка моя говорила: «Сначала уважь всех, а себя последней. Тогда будешь самая счастливая в жизни».

Большое хозяйство

Территорию вокруг храма тоже сами обустраивали.

Как-то отец Александр говорит: «Хорошо бы нам кустики посадить вдоль забора, чтобы пыль с дороги не летела». Посадили. Пыль и не летит теперь.

А в канун 98-го года кто-то принёс в храм два больших сосново-еловых букета с шишками. С них много семян насыпалось. Я два конверта набрала и посадила. Так вот ёлки и сосны у нашего храма из тех семян и выросли.

Газон сама сажала, для этого выбрали траву «Спорт», которую на футбольном стадионе сажают. Дети же бегают. Такой газон не примнётся и ухаживать легко, раз в месяц триммером – и всё.

Сирень у маленького храма растёт. Тоже сама сажала. Туи из горшочков какие выросли!

И, конечно, цветы: пеларгонии, пионы, розы, гиацинты.

Люблю жизнь, детей, цветы, животных, птиц. Летом для птиц ставлю таз с водой в траву. Воробьи и голуби там купаются и пьют.

И так вот постепенно всё приводится в порядок.

Так же и здесь, в магазине. Постепенно всё обустроилось. Сама подбираю товар, заказываю. У нас очень хорошая подборка детских книг. Сейчас у народа жизнь стала сложнее. Никто не разбогател. А люди приходят, хотят и записки подать, и детям что-то купить. Мы долго держались. Цены только месяц назад немного подняли.

«Христос воскресе!» – клик весенний

На Пасху Плащаницу украшаю. Всегда делаю это с любовью и радостью. Она собирается по такому принципу: гортензия — это земля и вода. Потом лилии – любимый цветок Богородицы, и розы – любимые цветы Господа. Фет написал много стихов, посвящённых розам и Господу.

«Христос воскресе!» — клик весенний.

Кому ж послать его в стихах,

Как не тому, кто в дождь осенний

И в январе — с цветком в руках?

Одно скажу: все по вере дается. Если с Богом живёшь, то и Бог с тобой.

Текст: Ольга Лебединская

Фото: из архива прихода Феодоровского собора