Эпизод 19. Храм — синтез искусств

Отрывок из главы 3-й, в которой искусствовед Ирина Языкова поясняет читателю литургический и символический смысл ансамбля нижнего храма Феодоровского собора.

В своей известной работе «Храмовое действо как синтез искусств»^[1], вышедшей почти 100 лет назад, отец Павел Флоренский показал, как Литургия является синтезирующей силой, которая созидает богочеловеческий космос, и храм становится образом Нового Неба и Новой Земли. Пространство христианского храма рождается изнутри его, исходя из смысла Божественной литургии, в центре которой стоит Евхаристия. В самом совершении Таинства Евхаристии – принесении (Проскомидии) народом Божиим даров Богу и благодарении (Евхаристии) Бога – раскрывается истинный смысл творчества как встречи и со-работничества человека и Бога.

Первые христиане собирались на молитву в домах, которые не были храмами в привычном нам смысле, но там, где они совершали Евхаристию, пространство преображалось: стены расписывались символическими росписями и помещение, предназначенное изначально для погребения, становилось образом Царства Небесного, в котором побеждала и торжествовала жизнь. Когда христиане стали строить храмы, они также стремились сделать их внутреннее убранство отражением Литургии. Так было в храмах Византии, Древней Руси, Средневековой Европы. Все художественное творчество – архитектура, живопись, скульптура, мозаики, витражи, металл, ткани, камни, стекло и прочее – все это приносилось как человеческие дары Богу и все служило молитвой, проповедью, благодарением. Соединяясь и взаимодействуя друг с другом, разные виды и жанры искусства организовывали и преобразовывали материальную среду, созидали единый художественный космос, так что входящий под своды храма испытывал сильное эстетическое и духовное переживание. Отголоски этого мы можем видеть и в последующие эпохи, хотя в новое время искусство все меньше ощущает себя «служанкой богословия», а творчество теряет пафос благодарения.

Возможно ли создать синтез искусств в храме сегодня?

Можно ли в современном храмовом пространстве добиться того органического единства, которое нас так поражает в древних храмах? Об этом, конечно, задумываются современные архитекторы и иконописцы. Однако это мало кому удается. Беда в том, что нынешние зодчие, многие из которых являются высокими профессионалами, не слишком хорошо знают Литургию и далеки от богословия, а иконописцы, создавая свои произведения, порой на достаточно высоком художественном уровне, не вникают в замысел архитектора и свою эстетическую задачу понимают отвлеченно, как создание единичного произведения, не связанного со средой. При этом заказчик, то есть священник, не всегда обладает достаточным образованием, хорошим вкусом и пониманием тонкостей художественного творчества и зачастую просто желает заполнить интерьер храма привычным набором предметов: иконостас, киоты, аналои, паникадила и прочее. При этом все трое – священник, архитектор и иконописец – говорят «на разных языках», не понимая друг друга. В результате не создается единой концепции художественного убранства храма, как правило, отсутствует богословская программа, в которой литургическая, богословская и эстетическая составляющие органично соединялись бы, создавая неповторимый и уникальный образ храмового пространства, раскрывающего смысл Литургии.

В нижнем храме Феодоровского собора сложилась иная ситуация, можно сказать, уникальная для сегодняшнего дня, когда заказчик и исполнитель хорошо понимают друг друга и создали литургическую и богословскую программу храмового убранства, и при этом священник полностью доверяет художнику и дает ему свободу, а художник, обладая высоким профессионализмом и достаточной смелостью, с полным понимаем глубины духовной задачи воплощает замысел.

Когда настоятель Феодоровского собора отец Александр Сорокин пригласил для работы в нижнем храме известного иконописца архимандрита Зинона, он был уверен, что только этому мастеру по плечу справиться с убранством столь сложного пространства.

А пространство нижнего храма, действительно, достаточно сложное и требует неординарного художественного решения. Нижний храм представляет собой подобие асимметричной крипты с небольшими окнами и низкими плоскими сводами, опирающимися на четырехгранные столбы.

Пространство алтарной части как бы распластано по горизонтали, а широкая солея объединяет все три апсиды. При этом в нижнем храме решено было найти место и для купели (баптистерия), чтобы крестить взрослых через полное погружение. Это также потребовало определенного архитектурно-пространственного решения.

В таком пространстве традиционный высокий иконостас и ковровая роспись стен заведомо не подходили, практически любой архитектурно-декоративный элемент здесь будет спорить с пространством, вытесняя воздух, которого и без того в храме мало. А совершать Литургию в затесненном пространстве с давящими сводами достаточно непросто. Словом, уникальная ситуация требовала не типового, а сугубо оригинального решения, поэтому и выбор настоятеля пал на архимандрита Зинона, известного не только своими иконописными работами, но и уникальными разработками храмового пространства.

^[1]  См.: Флоренский П. А. Храмовое действо как синтез искусств. В сб. Флоренский П. А. Избранные труды по искусству. М., 1996. С. 199–215.